Владимир Царанцев - Без вести пропавшие солдаты Манштейна. Часть первая

Нет, ну надо же такому привидеться! В этом мучительно долгом мгновении пережитого ужаса, уместилась, наверное, вся моя жизнь. Ни кому бы не поверил, что за такое короткое время можно так вспотеть. Чтоб тебе, паразиту, земляная жаба титьку дала! Чтоб тебя холера задавила! Да чтоб тебя… А может быть, этот студент меня разыгрывает так, никак не выйдя из образа немецкого солдата? Фу-у-у! Я его тогда точно за это удавлю! А может быть, я случайно уснул за рулём, и это всего лишь дурной сон?.. До жути реальный, реальный до дрожи в руках и коленках, но всё-таки сон? Сейчас я проснусь, и не будет ни каких оккупантов! Ведь мы их прибили ещё в сорок пятом! То есть, наши отцы прибили! Или у меня, всё-таки, поехала крыша от переутомления на тёщином лесоповале? Но такого не бывает и не может быть по всем законам физики и анатомии человека. С ума можно сойти!

И что же мне теперь делать с этими свалившихся откуда-то на мою голову покорителями необъятных просторов России? Как меня так угораздило? Из каких могил они повылазили, что так хорошо сохранились? И какое определение мне теперь подобрать для них, чтобы самому не шарахаться от говорящих покойников? Всё-таки до Рождества ещё как бы далековато, и на деточек Фредди Крюгера они вроде бы не похожи, но всё же… Ну и балда я!! Да как я мог забыть! Перекрестить ведь эту нечисть нужно и все дела! И от того, что я быстро помахал перед ним руками – наваждение пропало! Вот что Крест Животворящий творит!

– Генрих, ты не мог бы ещё дать мне свою руку?

– Зачем тебе нужна моя рука?

– Я хочу почувствовать твой пульс!

От этих моих смелых слов, у меня даже волосы под мышкой зашевелились! И с внутренним страхом нормального человека и немалой опаской я дотронулся до его руки, ожидая почувствовать холодную плоть мертвеца, убитого семьдесят лет назад. Там-то и плоти не должно быть никакой – одни кости должны остаться, но если мои глаза не обманывают, что рядом со мной стоит нормальный человек, молодой парень, думающий и говорящий… Мои руки ощутили теплоту тела живого человека. Мистика прямо какая-то! Надо бы в зеркало его заставить посмотреть, может быть, там и отражения-то в нём нет? А заодно и на себя глянуть, а то я физически стал чувствовать как начал седеть.

– Ты случайно не помнишь, какой сейчас год?

– Чего это я не помню! Помню – 1943 год. А что?

– Да нет, ни чего! Послушай, Генрих, а в магазинной коробке пулемёта вместо патронов у тебя там, случайно, не свечи от геморроя?

Солдат молча передёрнул затвор, загнал в ствол пулемёта патрон и, отстегнув круглую патронную коробку, так же молча протянул её мне.

Мать честная, магазин был полон боевых патронов, и выглядывающий из неё первый патрон блестел в свете фар машины хищно и грозно в окружающей темноте наступающей ночи. Ёкырный бабай! Ничего себе я пикничок здесь устроил по доброте душевной! И что мне теперь с ними делать, а? Они ведь парни дисциплинированные, и как бы я не упирался, но если они решили, что я нарушил светомаскировку у них во фронтовой зоне, то значит, они меня обязательно доставят в свой штаб к начальству для разбирательства, а может, даже и в гестапо. Наверное, их надо было сразу мне отвезти прямо к порогу местной полиции! Пускай бы там разбирались! Вышел бы какой-нибудь помощник дежурного и сказал бы волшебные слова: «Гитлер капут унд хэндэ хох» и погрозил бы своим «макаровым», показав им, что он не намерен шутить с ними ни коим образом. Они, конечно, очень испугались бы и с перепуга устроили там такой тарарам, что мало не показалось бы не только помощнику дежурного, но и всему райотделу. Это тебе не наши пацаны-призывники, а солдаты, прошедшие полугодичную подготовку перед отправкой на фронт, максимально приближенную к боевым условиям войны, умеющие поддержать своим огнём друг друга и взять, если надо, командование на себя, заменив офицера.

– Но в автоматах-то, я надеюсь, не настоящие патроны? – с последней надеждой спрашиваю его.

– Нет, тоже настоящие, по тридцать два патрона в каждом автомате и по три запасных рожка у каждого солдата, и по штык-ножу.

Мне уже совсем стало как-то очень тоскливо от такого количества патронов. Да, это были настоящие немцы, закинутые какой-то выходкой вконец свихнувшейся природы, утащившей их втихаря из-под самого носа фельдмаршала Манштейна, да так, что и они сами это не заметили семьдесят лет назад, когда заступили на свой пост у вверенного им шлагбаума, с карманами полными галет. Бред какой-то!

Вот поэтому, этот чёртов Манштейн, свою, так скрупулёзно разработанную генеральным штабом летнюю кампанию наступления на Курской дуге в сорок третьем году и проиграл, потому что ему не хватило этих четырёх солдат! Нет, ещё двое остались в том жутком тумане с мотоциклами и шлагбаумом. Вот теперь совершенно точно и я понимаю, что перетрудился на тёщиной вырубке и у меня точно начался бред съезжающей крыши. Однако, как бы я ни отмахивался от них, вот они, немцы, пришедшие на нашу землю жестокими захватчиками, каких я видел в документальных и художественных фильмах о прошедшей войне. А эти, мои, весело таскают какие-то палки и ветки для костра, смеясь и трындыча что-то на своём языке, ощутимо топая по берегу реки своими сапогами. Притащили какие-то старые ворота, приспособленные кем-то из рыбаков под помост для своей комфортной рыбалки, раздолбали их в щепки и покидали в разгорающийся костёр. А чего стесняться – мы на войне!

Пока мои ландскнехты в хорошем настроении, пойду-ка я скармливать им своих кур, так любовно закопченных руками моей тёщи, для своих любимых внуков. Это всё со мной произошло только от национального русского любопытства: «А что это там такое интересного за тем пригорочком? А чего это сегодня такой туман странный – дай-ка подъеду ближе и посмотрю!» Вот и посмотрел, на свою голову! Как бы эти воскресшие из небытия в Бухенвальд меня на лечение и правда не отправили! О-хо-хо, вот беда-то на меня свалилась! Курочек только жалко!

Отдав Генриху его солдатскую книжку и пулемётную коробку, я, вернувшись к машине, открыл багажник в надежде что-нибудь там найти, чтобы постелить на траве. Но кроме какого-то старого журнала под руки ничего не попадалось и, раздёргав его на страницы, выложил их скатертью на ещё не притоптанной рыбаками и ещё не затоптанной траве сапогами оккупантов, которые затерялись во времени и пропали без вести для своих командиров и матерей, наверняка давно уже встретившихся с богом, так и не дождавшись своих сыновей.

Тот факт, что эти арийцы вооружены и стоят на тропе войны по всем законам вбитого им в голову «Майн Кампфа», подсказал мне угостить их страшным русским оружием тройной перегонки, о котором они пока не слышали. Да и кто поймёт или осудит русскую душу, насколько открытую и гостеприимную – настолько коварную и злопамятную. И стоя перед открытым багажником моей машины с трёхлитровой банкой в руках, я никак не мог решиться: угощать их такой крепостью спиртосодержащего продукта или нет?