Владимир Царанцев - Без вести пропавшие солдаты Манштейна. Часть первая

От проделанной работы настроение у него не стало лучше, да и рана его беспокоила довольно сильно, и чтобы поправить как-то своё состояние, он по дружески налил себе и Генриху, а мне только и осталось, что, откинувшись на спину, любоваться усыпанным звёздами небосводом.

Где-то далеко, нет-нет да и раздавались приглушенные звуки грома, а у нас стояла чудная летняя ночь, с пением сверчков или цикад в ближайших к нам кустах. Ночное небо над головой было похоже на чёрный таз, издырявленный крупными дырками, сквозь которые светились далёкие светила с россыпью уймы мелких дырочек от мириад звёзд, посылавшие своё тепло к Земле, успевшее за такой далью остыть. Там, где берёт начало наше озеро, прокричала выпь, пронзительно и неприятно, напоминая мне о висевших черепах на заборе, а ей ответил, наверно успокаивая её или ругая, ухающий филин. А ночь выдалась и впрямь, на редкость, звёздная. Вся гладь озера была усыпана звёздными блёсками, и только около островка, с одной стороны обросшего камышом, изредка била хвостом по воде какая-то крупная рыба, смазывая эти блёсточки. А может быть это шлёпнула хвостом по воде русалка, привлечённая песнями на берегу. В городе такой красоты не увидишь, а здесь, вдали от освещённых улиц, Млечный Путь просматривался от горизонта до горизонта с его мириадами звёзд, созвездий и галактик, которые жили своей жизнью миллиарды лет, вспыхивая, зарождаясь и умирая, рассылая свои обломки в глубины космоса, которые в свою очередь куда-то тоже летят, пока не столкнутся с какой-нибудь планетой. Кто-то видит там Полярную звезду и Большую Медведицу, а кто-то Орион и Южный Крест. Ведь и смотреть можно по-разному. Австралийские аборигены, например, когда смотрели на Млечный Путь, то видели не россыпь ярких звёзд, а черноту между звёздами, углядев в ней эму – то, что для них было ближе и понятнее. Разве их за это можно винить? А наши предки тоже поклонялись звёздам, так что? Мы стали от этого хуже? Ведь наша планета и все звёзды есть не что иное как звёздная пыль, как и все мы – творение звёзд. И судьба человечества неразрывно связана с нашей планетой.

И ведь где-то, на какой-то из этих планет, наверное, живут гуманоиды, которые по своему развитию стоят гораздо выше, чем земляне, какие ещё тысячи лет назад посещали и посещают сейчас нашу планету с туристическими визитами.

– Эй, алло, русский, ты о чём думаешь? Доннерветтер! Как бы от нас сбежать? – голос Генриха отвлёк меня от познавательной астрономии и вернул к сидящей у костра пьяной действительности, жующей мою курятину.

– Чего ради я буду куда-то бежать от вас, оставив здесь новенький внедорожник? Через месяц начнутся дожди, и без моей красавицы-машины мне никак не обойтись! – дотянувшись рукой до раскиданных мелких дровишек, я подбросил их в почти догоревший костёр вместе с попавшей под руку бумагой.

– Дожди нас не волнуют! Через месяц мы будем в Москве праздновать победу! Так сказал нам наш фюрер!

– Об этом мы поговорим с тобой на трезвую голову, а сейчас ты лучше скажи, где это ты так хорошо научился говорить по-русски? За два года войны, кроме слов «матка», «млеко», «яйки» и «партизан», не каждый солдат успевал их запомнить, как укладывался под берёзовый крест, а ты не хуже меня разговариваешь, – поинтересовался я, раздувая совсем потухающий костёр.

Наш ознакомительный диалог прервал сердитым голосом подошедший к нам Отто, ничего не понимающий в нашем разговоре.

– О чём ты споришь с этим русским? Он для меня очень подозрительный! Сидит с нами спокойный, о чём-то всё время думает, нас не боится, а ты знаешь, Генрих, что нас не боятся только партизаны и диверсанты. Будь с ним осторожней! Может, он коммунист или бандит из НКВД?

Приблизительно так мне перевёл Генрих то, что тревожило его товарища. Последовала обоюдная перепалка и в наступившем затишье, Отто опять наполнил стаканчики, по хозяйски подтянул ближе к себе ополовиненную курицу и, оторвав крылышко, занюхал им выпитый самогон.

– Послушай, камерад, ты, конечно, мой командир и больше меня знаешь, но эта тихая ночь, хорошая еда и твой сумасшедший русский на тебя пагубно действуют! Ты совсем забыл, что утром нас меняет смена, и мы ещё должны доставить этого русского к гауптману вместе с «Катюшей», – проворчал Отто, обгрызая крылышко своими крепкими зубами. Генрих на его ворчание ничего не ответил, вкратце перевёл мне его слова и молча выпил, выдохнул, как после тяжёлой ноши, и совсем по-русски занюхал самогон кусочком пресной лепёшки.

– А ведь у нас ещё больше половины банки прекрасного шнапса и только начатая вторая курица, и я не собираюсь всё это богатство тащить к нам в роту, так что заканчивай болтать с этим «унтерменхен» о разной ерунде, а то мне уже не терпится примерить новенький «Железный крест» за «Катюшу» и уехать домой в отпуск, – не унимался, сердито бубня из под своей повязки Отто.

– Подожди немного, у меня самого голова кругом идёт, то ли от шнапса, то ли от этого интересного экземпляра, но я сам должен с ним разобраться. Что-то здесь не так, а что – не пойму.

– Вот-вот, ты совсем забыл, что рано утром начнётся грандиозное наступление, и если нас не найдут на посту, то мы все быстро попадём в штрафную роту, а это сам знаешь что такое, – даже сам испугавшись своих слов, Отто сразу протрезвел.

– Успокойся, камерад, на посту остались Карл и Остин, и они объяснят, что мы повезли пленного на его же машине. Кстати, кто-нибудь из вас видел когда-нибудь такую машину? Неужели русские научились делать такие фантастические машины? Послушай, партизан, чья это машина?

– Чья-чья, моя! Я её сам купил месяц назад в автосалоне! «БМВ» называется, немецкая сборка и абсолютно новенькая!

– Нет, ну невыносимо мне слышать такой бред! Отто, послушай, что он говорит – месяц назад эту машину привезли ему из Германии! Ну, и как это тебе? Да такой машины у фюрера нет, не то, что у Геринга! Сам подумай, у него в машине радиоприёмник, а в танках и самолётах у русских нет раций. Ты когда-нибудь видел, чтобы часы светились и показывали время циф-ра-ми, а не стрелками? А эти непонятные коробочки с кнопочками – что это такое? Мне просто интересно самому во всём разобраться, что за гуся мы такого поймали! Здесь, Отто, нам светит больше чем простой солдатский «Железный крест», так что ты, Отто, заткнись, а ты, партизан, давай всё сам рассказывай, иначе еле тёпленького, но всё равно в гестапо привезём, а там шутить не будут!

Господи, дай мне силы объяснить этим неандертальцам с автоматами в руках то, что недоступно для их разума, чтобы понять, где они очутились и где мы с ними находимся или находились, там, в овраге, в каком-то временном скачке. Как им объяснить то, о чём я сам не имею ни малейшего понятия, – не только о временном сдвиге, но и о теории относительности Энштейна, а уж то, почему все наши планеты почему-то крутятся вокруг Солнца как привязанные и куда-то не улетают – для меня вообще абсолютная загадка. Да и для такого глубокого и обширного научного объяснения своему лекторату, у меня со знанием немецкого языка, скажем так, не очень-то и хорошо! От школьной программы только и осталось что «безухен унд безносэн», а ведь какой у нас хороший учитель был – Иван Иванович Баумбах. Царство ему небесное! Ладно, вернёмся к нашим баранам.