Владимир Царанцев - Без вести пропавшие солдаты Манштейна. Часть первая

– Ты кого козлом назвал, ты, петух лагерный! Ещё раз услышу – быстро башку отобью, чмо!

– Ага, щаз! Пока ты сы-сы-свою ду-дубину поднимешь, я в тебе ды-дырок наковыряю бо-больше, чем в твоём ды-дырявом глу-глушителе! – быстро выхватив из-за пояса пистолет, зло прошипел Вован, чуть отступив в сторону и следя за малейшим движением своего напарника.

Как говорила мне одна знакомая любительница приключений: – Становится всё любопытственнее и любопытственнее!

Все незнакомые для читателя и не переводимые на нормальный разговорный и литературный язык слова, я сообщать вам не буду, так как их перевод потребует от меня обширных знаний анатомии человека и животных, да и вас может утомить от очень длинного перечисления всех достоинств и недостатков собеседника, со всеми его местами, где тому место и куда он должен пойти. Так что правильный и последовательный перевод всего сказанного, чтобы не перепутать что-либо местами, займёт очень много времени. Из всего сказанного подойдёт только: «Я правильно сказал?».

– Ладно, заткнись, пожалуйста! Базар развёл, как у себя дома на зоне! Звони пахану, и спроси, что с этими идиотами делать? Уж больно у них тачка хорошая!

Заикастый Вован, зажав под мышкой свою биту и достав сотовый телефон, стал тыкать своими пальцами, как шпикачками, по кнопкам, мучительно вспоминая их очерёдность, и, набрав номер своего пахана, отойдя от своего напарника к моему кусту, бандит стал терпеливо ждать, переминаясь с ноги на ногу, когда же его шеф ответит на звонок.

– П-прошу п-прощения, шеф, за столь по-поздний з-з-звонок… ага, угадали, это я. Кы-кы-как это вы у-у-угадали? Мы здесь на-на озере, да-да-нет, шеф, не рыбу ловим, мы по работе. Ту-тут какие-то ряженые к-клоуны пикник у-устроили, ага, пьянее водки. На-на-каком о-озере? Да на том, что те-тебе приглянулось! Что на-нам с ними делать? Хо-хо-хорошо, я подожду.

Держа телефон около уха, бык топтался у моего куста с явным желанием избавиться от чрезмерно выпитого пива, и слава богу, что из-за опасения не вовремя ответить на приказ своего шефа, он не сделал два шага к кусту, где его ждал, с полным магазином, пулемёт.

– Да, да, я сы-сы-слушаю внимательно, да, да с-спят они! Что, так что б показательнее для п-п-председателя было бы! Да за-запросто! По-понял, шеф, понял, ла-лады, сделаем! Только у-у-учти, ма-машина моя! Ну и ла-ла-ладушки, будь спок! Да, да, нет, там всё у-уладили! Они уже у-у-успокоились!

Бандит, закончив говорить со своим шефом, спрятал телефон и пробурчал:

– По-пошалим не-немного, а по-потом я за-закачу банкет и до те-тебя д-д-доберусь, чувырло крашенное! – и, достав пистолет, крикнул:

– Серый, н-ну-ка б-буди у-убогих! Не могу у-у-убивать спящих! Потом всегда отходняк у меня тя-тяжело п-проходит. Мнительный я с детства с та-такими ж-жмуриками, – пожалел сам себя отморозок и передёрнув затвор, пошёл к напарнику, поднимающему пинками спящих ребят, которые ничего не поняв со сна, вскакивали и тут же падали под ударами здорового бугая, решившего ради забавы сделать из них отбивные, вволю наиздевавшись.

Один Генрих орал до хрипоты и звал:

– Партизан, партизан!

А бандиты ржали и лупили худеньких пацанов своими кулаками и битой, уже не разбирая, до тех пор, пока не упал последний, и тут, перекрывая крики и весёлую удаль садистов, прогрохотала длинная пулемётная очередь, выпущенная практически в упор, почему-то поднявшая сначала фонтаны воды на чёрной глади озера, а потом сбивающая с ног не в меру расшалившихся отморозков.

– Неэстетично, зато практично! Ласточку мою им надо! Скоты! Катайтесь теперь на лодочке Харона – банкет отменяется! – подвёл я итог без присяжных заседателей, выходя из—за кустов, ещё немного ослеплённый пламенем работавшего пулемёта. Сволочи! Вы пришли за моей жизнью, значит, вы должны быть готовы к тому, что отберут и ваши!

– Schweinhund! О-о-ох! Arschloch! Майн гот! Партизан? Кто это был? Русские разведчики? – Генрих явно был очень перепуган и контужен, отчего говорил с большим трудом, еле-еле открывая разбитый рот. Один солдат, поднявшись с большим трудом, всё ещё ощупывал себя в поисках солдатского ремня с нехитрым солдатским имуществом, но так и не находил. Двое лежали пластом и тихо, с надрывом, стонали. Досталось ребятам очень сильно, и если бы они продержались на ногах чуть-чуть дольше, то все мечты о такой близкой «Катюше» стали бы для них, как Манштейну Прохоровка.

– Нет, Генрих, это не русские разведчики, которым «языки» нужны. Эти пришли за головами! Это приходила Смерть, но промахнулась!

– Боже правый, у вас ещё есть дикари, которые высушивают отрезанные головы? Но, насколько я знаю историю с географией, такие племена живут в какой-то там Полинезии или на Амазонке, не помню. Все мозги, гады, отбили! – покачиваясь из стороны в сторону и держась за голову, тихо и с каким-то всхлипыванием проговорил парень, с опаской косясь на изрешечённые пулемётной очередью туши бандитов. С трудом встав, Генрих подобрал свою кружку у нашего разгромленного праздничного стола и побрёл к озеру, чтобы набрать воды и умыть лица избитых пацанов, в надежде, что это как-то облегчит их состояние.

Почему-то трупы бандитов на меня не производили никакого впечатления и болезненного угрызения совести, и совсем даже не шокировали, потому что я точно знал, что раздавил мразь, каким нет места на земле среди людей. И хотя рядом со мной были люди в ненавистной всем русским людям форме, для меня они были людьми, попавшими в исключительно сложный жизненный переплёт, из какого им без моей помощи не выбраться.

– Генрих, я к тебе обращаюсь как к взрослому человеку и солдату! Если ты в силах, поднимай своих ребят, как бы тяжело им ни было. От этого зависит – останемся мы в живых или нет. Понятно я говорю?

Но парень, кивнув головой и не сдвинувшись с места, продолжал стоять с кружкой в руке, тихо раскачивая опущенной головой закрыв глаза.

Мало того, что на него свалилась дубина времени, значения которой он ещё совершенно не понял, в лице непонятного и пока не страшного партизана, так ещё в добавок ко всему сонным умудриться попасть под бандитскую мясорубку, отбившую ему все мозги.

– Ахтунг, рухиг, ауфштейн! – кажется так, насколько мне не изменяет память и призывал к порядку в классе наш школьный учитель по немецкому языку, и я не ошибся. Многовековая привычка подчинения приказу, впитанная с молоком матери и закреплённая фельфебелем на армейском плацу обкатки новобранцев, сделала своё дело – кто мог, тот встал.

– Генрих, это приказ! Обыщите трупы и подтащите их к машине бандитов. Что найдёте у них, обязательно показать мне! Обязательно! А я пока осмотрю эту развалюху, – не выпуская из рук тяжёлый пулемёт, я пошёл к разбитой машине. Это оказался видавший виды семидесятых годов, а может быть и старше, проржавевший на российских дорогах, щедро посыпанных солью, американский «линкольн». Но свет в салоне автомобиля горел, а большего мне ничего и не надо. В бардачке нашлись документы на машину, водительские права, новенькая колода игральных карт, разная автомобильная мелочёвка и много бухгалтерских документов и накладных какой-то одной организации. А вот под сиденьями была находка, многократно окупившая стоимость съеденных кур и самогона – четыре пухлых пакета с деньгами, перетянутые резинками и завёрнутые в газету, а также двуствольный обрез охотничьего ружья с патронами и наточенный туристический топорик с резиновой рукояткой. Интересно, деньги они от своего пахана припрятали или везли ему, как собранную дань с ободранного фермерского хозяйства?