Даниил Гуревич - Уроки танго (сборник)

Галя опять молчала, глядя на ползущую к ней по полу дочку.

– Галя, вы меня поняли?

– Не надо грузовик. Я возьму только одежду.

После гибели Антона Нечаев не только забросил все мысли о диссертации, но и сама работа в новой лаборатории была ему теперь неинтересна и безразлична. Весть о причине его отъезда в Сибирь долгое время обсуждалась за его спиной в новой лаборатории, но это ему тоже было совершенно безразлично. Иначе говоря, он стал совершенно равнодушен к тому, чем он занимается, и к людям, которые его окружают. Единственное, что его волновало, – в неожиданной смерти Антона он с самого начала винил себя. Будь он тогда в лаборатории, он бы несомненно проверил этот чертов регулятор – он к таким мелочам был всегда очень внимателен. Антон же, наоборот: мелочи его отвлекали, и он доверял их простым лаборантам.

Полностью потеряв интерес к своей работе, Нечаев вдруг занялся садоводством. У него за домом был небольшой дворик, в котором он стал выращивать цветы. Это занятие его настолько увлекло, что все свое свободное время он проводил в саду – так он теперь с гордостью думал о своем дворике. Вместе с ним в саду радостно копошилась Тонечка, которая к нему очень привязалась и к которой привязался он сам.

Нечаев поселил Галю с Тоней в комнату, где раньше жила его мать. Комната была большая, светлая, с окном, выходящим во двор, который усердием Нечаева постепенно превращался в настоящий цветник. Галю он видел крайне редко: она выходила из своей комнаты только по необходимости и чаще всего тогда, когда он был на работе. Тетя Люба – домработница, которую Нечаев нанял перед их приездом, – приносила им в комнату еду, а потом докладывала Нечаеву, что Галя почти ничего не ест – прямо живой скелет, а не баба – и смотреть на доходягу у нее уже у самой сил нет. В те редкие мгновения, когда Нечаеву удавалось мельком самому увидеть Галю, он убеждался, что тетя Тоня права – Галя действительно превратилась в тень. Но больше всего его пугали ее глаза – они по-прежнему были потухшие, без какого-либо признака жизни.

Со смерти Антона прошло уже больше месяца, и к Гале понемногу стали возвращаться мысли. Но мысли эти были только об одном: жить без Антона она не может, а поэтому жить ей больше незачем. Она видела, что с Тонечкой все будет в порядке: та обожала Нечаева, а Нечаев обожал ее. Теперь в ней никто не нуждался, и ей можно было спокойно уходить к Антону. Но как это осуществить, она не знала. Сделать что-то с собой у нее не хватало ни мужества, ни сил, и она выбрала самый простой путь: перестать есть и перестать хотеть жить. Прекратить совсем есть она не могла – ей бы не дали, поэтому она ела только для видимости, а вот желанию жить ее заставить никто не мог, тут она была свободна.

Свои дни она проводила, сидя в широком удобном кресле или кружа бесцельно и без мыслей по большой комнате, которую им отдал Нечаев. Однажды она остановилась у окна и, отодвинув занавеску, посмотрела наружу. Нечаев с Тонечкой, присев на корточки, внимательно рассматривали клумбу с маленькими ростками. Тонечка что-то серьезно говорила, размахивая ручонками, а Нечаев так же серьезно и внимательно ее слушал, кивая головой. Глядя на них, Галя поймала себя на том, что невольно улыбается, и тут же задернула штору. Но через какое-то время она не удержалась и опять подошла к окну… Теперь она стала проводить у окна больше времени, чем в кресле, а однажды неожиданно для самой себя вышла из комнаты и спустилась в сад. Нечаев показывал испачканной в земле сосредоточенной Тонечке, как надо правильно держать ее детскую лопатку, когда вдруг почувствовал, что на них кто-то смотрит. Обернувшись, он увидел сидящую на садовой скамейке Галю и от неожиданности сильно сжал Тонину ручку. Тоня вскрикнула и сердито на него посмотрела.

– Извини, – погладил он ее по головке. – Ты посмотри, кто к нам пришел, – указал он Тонечке на маму. Девочка громко взвизгнула и, раскинув ручки, бросилась к матери. Галя крепко прижала к себе дочку и долго не отпускала ее. Потом взяла в руки маленькую головку и, откинув ее, так же долго рассматривала улыбающееся личико, словно много-много времени его не видела. «Боже, как она делается похожа на Антона. Те же глаза, рот…» – были ее первые радостные мысли после смерти мужа (на самом деле девочка была ее копией). И она стала лихорадочно целовать ее волосы, глаза, пухлые щечки, тоненькую шейку. Потом опять прижала ее к себе. «Как же я могу думать о своей смерти, желать ее?! Еще совсем немного, и я бы лишила ее и матери», – проносилось у нее в голове, и ей было страшно от того, что с ней стало и что она могла сделать. И еще она подумала, что если бы Нечаев их тогда не забрал из общежития и не привез бы сюда, то она погубила бы не только себя, но и их с Антоном ребенка. Подумав об этом, она приподняла голову и посмотрела на Нечаева. Увидев, что Галя на него смотрит, Нечаев широко заулыбался. Галя слегка улыбнулась ему в ответ.

Теперь она стала приходить в сад каждый день. Она садилась на скамейку, обнимала подбегавшую к ней дочку и потом, отпустив ее, наблюдала, как она с по-детски забавной серьезностью помогает Нечаеву.

Тетя Люба стала докладывать Нечаеву, что Галя теперь сама убирает комнату и сама ходит в ванную, а главное – стала много есть. Оказалось, что тетя Люба вкусно готовит, и Галино истощенное тело стало быстро поправляться и становиться таким же статным, а лицо таким же открытым, приветливым и прекрасным – по крайней мере, таким, каким оно всегда казалось Нечаеву. В один из воскресных дней она, держа за руку Тонечку, спустилась к обеду. С этого дня они с Тоней стали есть внизу, а вечером она всегда дожидалась, когда Нечаев вернется с работы, и они все, включая тетю Любу, садились за стол.

Нечаев по-прежнему старался ей не мешать и, кроме совместных ужинов, держался в стороне. Галя была ему за это благодарна. Но однажды за обедом он сказал, что они должны поговорить.

После смерти отца он стал полноправным хозяином дома и, думая о том, что произошло с Антоном, он понимал, что с ним тоже может произойти все что угодно – живем под одним Богом – и что, если это произойдет, то у Гали с Тонечкой нет никаких прав на дом, и они останутся без жилья. Это все он и рассказал Гале.

– Чтобы этого не произошло, я имею в виду, чтобы вам не пришлось отсюда уезжать и чтобы дом не достался посторонним людям, – сказав это, он вопросительно посмотрел на Галю – как она отреагирует на слово «посторонним». Галя никак не отреагировала, и он облегченно продолжил: – Та к вот. Есть единственный способ. Другого я не вижу. – Здесь он опять немного замялся, словно набираясь духу. – Мы должны с вами расписаться. Только поймите меня правильно, Галя, – не давая ей возразить, торопливо добавил он, – вас это ни к чему не обязывает. Брак будет фиктивным, и все останется как есть. Я ни на что не претендую. Просто в случае чего вы и Тонечка официально будете иметь право на дом, и все тут. Та к что вы подумайте.