Владимир Сметанин - Улитинские сокровища

Такая кооперация замечательно помогала обзавестись необходимыми вещами, которые при ином порядке приобретения были бы куплены после морковкина заговенья. Частные владельцы уж, конечно, расстарались бы, чтобы без посторонней помощи сдать необходимую кучу шерсти, да не под силу было содержать большое количество овец: сенокосы распределены до последнего квадратного метра, все сеяные кормовые культуры шли почти исключительно на общественное животноводство. Да и то не хватало, поскольку его было слишком много. Поэтому в колхозах и совхозах исхитрялись заменять часть нормальных кормов крапивой, березовыми и осиновыми вениками, зимой, под видом витаминной добавки – лапами хвойных деревьев. Особо впечатляющей была битва за обеспечение великого поголовья овец веточным кормом. Березам в ту пору пришлось очень несладко: на заготовку веников выезжали целые десанты совслужащих. Веники связывали попарно и вывешивали для провяливания на чердаках кошар. Там они висели всю зиму, неизвестно почему не съедаемые, до следующего лета. Летом приезжал очередной десант, выбрасывал старые и вешал новые веники. Планы по веникам, хоть и с определенным напряжением, неизменно выполнялись. Но в личных подсобных хозяйствах веники заготавливали только для бани, а овец предпочитали кормить, как повелось исстари. И, конечно, до падежа от бескормицы дело не доводили, в отличие от колхозных и совхозных отар, где это случалось то и дело.

– Ну с чего у тебя, Иван, опять падеж-то? – выговаривало в таких случаях начальство чабану. – Кругом плюрализм и демократия, будь она… а у тебя – падеж! Ну куда это годится?

– Так корма-то кончились, на соломе в мороз долго не протянешь.

– Так у тебя же есть веники. Березовые! Как пахнут, сам бы ел! Там одних только витаминов немеряно.

– Не знаю, не пробовал. А овцы не едят. Хоть тресни. Они сдохнут, а не станут веники есть.

– Ну надо воспитательные меры применять. Ты подумай ведь, сколько народу готовило эти веники, сколько березок заломали! И что теперь, все на свалку? А главное – овец-то как списывать будем? При наличии веников?

– Ну не едят они эти веники, хоть тресни! Дикие козы, может, едят, а эти – нет.

– Ну как же не едят? У всех едят, а у тебя не едят!

– У кого это? Хоть бы посмотреть, как они едят, паразиты!

Тут начальство обычно начинало мяться и уклоняться от прямого ответа и адреса отары, где овцы едят веники, не давало. Поскольку во всех других отарах веники овечками также игнорировались.

Чем труднее давалась шерсть, тем дороже ценилась. Как и все в этом мире. Сейчас цена ее на уровне травяной пакли, сбыть руно – проблема из проблем. Другое дело – баранина: спрос на нее есть, но, опять же, не сказать, чтобы какой-то особый. Петр Кузьмич давно уже подумывает разделаться с этим овечьим делом, останавливает только соображение, что это будет оплеуха управлению сельского хозяйства и всей администрации. Потому что на районных совещаниях, когда речь заходит о производстве продукции села, неизменно упоминается фамилия Улитина, который, несмотря на трудности, сохраняет для района важную отрасль.

– На самом деле в самом наиближайшем будущем она займет свое законное место в народном хозяйстве нашего района – говорил обычно начальник сельхозуправления на очередном заседании товаропроизводителей. – Страна откажется от австралийской шерсти и аргентинского мяса и мы обеспечим ее собственной продукцией. Уже наметился резкий поворот в сторону на самом деле отечественных стад. И мы не пожалеем сил, чтобы для крупного рогатого скота и для овец построить новые, современные помещения со всеми удо… я хотел сказать – со всеми необходимыми условиями содержания, с прекрасными глубокими скважинами и новыми воротами. – Тут перед мысленным взором начальника возникают эти фантастические картины и на глаза наворачивается скупая мужская слеза. При этом все понимают, что навару никакого отрасль пока не сулит, иначе овцеводов было бы – пруд пруди, как торговцев, юристов и таксистов. Алла Ивановна Сидорчук, курирующая от обладминистрации Славногорский район, при последних словах выступающего украдкой стирает с лица улыбку: в глубине души она всегда подозревала, что овцы – это есть не что иное, как бараны, а тут – новые ворота. Поневоле засмеешься. Но, конечно, серьезность момента не позволяла: речь ведь о продовольственной безопасности.

Сельское хозяйство, особенно если оно дает более или менее ощутимые средства к существованию – дело притягательное. Недаром же даже и закоренелые горожане, тяжело ушибленные относительным комфортом и сутолокой, по весне тянутся, прежде грачей, на свою ниву, то есть на дачные участки, где не разгибая спины возделывают редиску, кабачки и капусту.

Начало сельскохозяйственного года – это, конечно, никак не январь – это апрель, когда освободившиеся от снега еще полуобморочные поля начинают дышать, по мере оттаивания почвы, промерзшей даже под снегом. Ручьи размывают лед на Заломной – большой и быстрой реке, крупней шей во всей округе- у берегов и ее зимний панцирь понемногу оттаивает, подтачиваемый еще солнечными лучами. Пробуждение реки – это замечательное событие для всей округи, всех ее жителей, включая, наверное, и грудных младенцев, которые чувствуют, что происходит что-то веселенькое. То есть должны чувствовать, потому что иначе нельзя. Повизгивают и прыгают на цепи собаки, сочувственным мычанием отзываются на грохот ломающихся льдин коровы, возбужденно кудахчут куры. Заломная крушила лед в начале мая, когда уже вовсю шли полевые работы и по вспаханной земле, натужно пыхтя, ползли, как разноцветные жуки, тракторы с культиваторами и боронами, заканчивая предпосевную подготовку. В полдень разогретая пашня парила, воздух над ней дрожал и переливался оттенками дальнего леса. Процесс обработки почвы любило физической, а если уж совсем точно – гастрономической любовью пернатое население окрестностей. Вороны, сороки, галки двигались вслед за агрегатами и сноровисто выхватывали из взметенной и распушенной земли жуков, червяков, и прочих букашек.

– Карр, карр! – орали вороны, кружась над кормным местом и то ли призывая сородичей отобедать вместе, то ли объявляя, что место уже занято и соваться сюда никому не следует. Но уже пасущуюся на пашне птичью мелочь они не прогоняли. Случалось, камнем падал неизвестно откуда взявшийся кобчик и схватывал зазевавшуюся мышь. И хотя полеводы работали лишь в известной мере на себя, а главным образом, на дядю, то есть фермера (кроме кооператоров), настроение у них было в эти дни приподнятое. В унисон с рокотом тракторов раздавался то усиливающийся, то затихающий гром ломаемых рекой ледяных полей. Хотя некоторые из них оказывались в первом подходе неподъемными для нее. И то сказать, за зиму нарастали они в толщину до метра, в иных местах и больше, где река промерзала до дна. Легкий и «гнуткий» в начале зимы лед с наступлением морозов крепчал на потеху местным хоккеистам, которые могли часами гонять шайбу, если не были слишком ушиблены компьютером. Подтаяв с приходом весны и у берегов, такие плиты рушились, наползая друг на друга, с жутким грохотом, громоздясь на мелях и приводя в неистовство поднявшуюся реку. Она разбрасывала по берегам мелкие, расколотые льдины, выдавливала на берега и большие, но самые громоздкие ледяные поля подавались под ее напором неохотно, с трудом проталкиваемые вниз на перекатах и там, где русло сужалось. Понятно, что все это вместе захватывало дух настоящего селянина.