Владимир Сметанин - Улитинские сокровища

Ребятня, побросав компьютеры – виданное ли дело! – собиралась на берегу и восторженно встречала каждое новое антраша Заломной, освобождающейся от зимних оков.

– Санька, Колька, не подходите близко! – кричали самым азартным мамаши, напрасно стараясь пробиться своими слабыми голосами сквозь невообразимый шум ледохода. Для подкрепления слов они невразумительно махали руками.

Ничего не слышащие Санька и Колька ответно махали руками, дескать, все в порядке и лезли еще ближе к реке.

– Ну я вам сейчас! – теряла терпение какая-нибудь из родительниц и направлялась к месту событий. И тоже застревала там на какое-то время, загипнотизированная зрелищем. Однако ледоход случался только раз в году, и то бывал скоротечным. Правда, потом уже река надолго оставалась открытой и в течение лета народ на ней не переводился. Куда меньше его бывало на полях и лугах, лишь по старой привычке – люди в годах. Старые хлебопашцы до последнего времени и составляли основную ударную силу на полевых работах. Улитин, когда начиналось фермерство, жил в Боровом, в 40 километрах от райцентра, где был богатый колхоз, но работал в школе, преподавая биологию. Платили за биологию мало – как и за географию, алгебру и прочие анатомии, а вскорости и вообще почти перестали платить и он написал соответствующее заявление на выделение земли для ведения фермерского хозяйства. Земельный комитет обязал правление колхоза выделить искомую землю и малое время спустя Улитина пригласили на заседание этого самого правления. Вопрос, чувствовалось, вызывал раздражение у крепких хозяйственников, которые почти все были с трудовыми медалями, особенно те, которые громко умели кричать на неповоротливых колхозников, а то и вывесить их на доску позора. Конечно, им хотелось просто-напросто послать его куда подальше, но государственная линия не позволяла, а даже обязывала удовлетворять запросы стремящихся в фермеры. Председатель помалкивал: согласно распределенным ролям, отлуп соискателю должны были дать бригадиры. И дали.

– Наши отцы и деды корчевали, распахивали, окультуривали эту землю и вдруг мы кому-то ее отдаем, неизвестно еще, радивому ли хозяину – сказал наиболее заслуженный бригадир.

– Если так пойдет, то мы можем оказаться без земли в колхозе – тому сто гектаров, другому двести, еще кому-то сколько-то, а кто же будет страну кормить? Фермеры-то пока развернутся! – патриотично поддержал его второй по заслугам бригадир.

– На эту панику глядя, и колхозники начнут просить свою долю и разбежится весь колхоз и много народу не при делах останется – поддакнул третий бригадир. Четвертый и пятый высказались не менее сурово.

– Вот так, Петр Ильич – как видите, народ против – лицемерно посокрушался председатель. Против народа – никак.

– Страна может гордиться – неизвестно почему сказал Улитин и вышел. В конце концов ему выделили участок из земель районного фонда за 45 километров от Борового, среди поросших мелким кустарником лесных полян.

– Главное тут – приложить руки – зевая, напутствовал работник земельного комитета.

– А как же, обязательно и даже всенепременно – заверил Улитин и, прикинув так и сяк, от идеи заняться хлебопашеством отказался. Печаль его была недолгой. Вскоре колхоз развалился, технику разобрали члены хозяйства, скотину тоже, шифер и доски с ферм пошли на хознужды жителей, поля в основном заросли бурьяном или, именуемым здесь «дурниной». Бригадиры остались не при делах. Теперь-то Улитину отдали бы в пользование и половину колхозных полей, да ему было уже не нужно. Пока длилась земельная канитель, потребовавшая много времени, учитель биологии, собрав с женою все имевшиеся средства, подзаняв у родни и взяв ссуду, открыл в Боровом магазинчик. Дела пошли на удивление хорошо, несмотря на то, что зарплату бюджетникам все еще подолгу задерживали, а иных тружеников в Боровом после исчезновения колхоза и не было. Года через два Улитин купил дом в центре Славногорска и переоборудовал его под вместительный магазин. А вскоре переехал туда и сам вместе с семьей. Проданный в Боровом дал средства на покупку пилорамы и небольшого стада овец – все-таки от своих первоначальных сельскохозяйственных замыслов насовсем отказываться он не торопился. Коркин со временем приумножил стадо. Все шло как следует, и было бы совсем хорошо, если бы у родившегося сына не обнаружился ДЦП. Это заставило жену уйти с работы и целиком заняться домом и детьми. Ладно, хоть в средствах нужды не было. Правда, порой выводили Улитина из себя бесконечные просьбы о спонсорской помощи: по любому поводу к нему обращались за пожертвованиями на очередное благое дело, особенно с тех пор, как Петр Ильич был избран депутатом районной думы, а малое время спустя стал и заместителем ее председателя.

– Петр Ильич! – значительно добавлял в голос металла очередной организатор мероприятия, – послезавтра у нас намечается встреча выпускников Боровской школы 1965 года.

– Как я рад! – восклицал Петр Ильич, чертыхаясь про себя.

– Мы приглашаем вас, а также рассчитываем на материальную поддержку форума. Тысяч пять, или можно – продуктами, напитками на эту же сумму.

«Ага, щас!» – думал про себя Улитин и отсылал на торжество тысячу рублей. Впрочем, те же вымогательства терпели и другие хозяева торговых и иных заведений сферы обслуживания, равно, как и владельцы пилорам; с бюджетников, понятное дело, взять было нечего, а никакого иного производства, кроме древесного, в Славногорске не имелось. Зато уж этого к последнему времени стало куда как много: все, кто мог легально заготавливать лес, торопились снести его к чертовой матери, пока еще было, что сносить. И этот вид промышленности процветал и создавал Славногорску некий статус города с достаточно развитой производственной структурой. Но если сюда с полным основанием входили хлебопекарные предприятия, то занятия с древесиной, строго говоря, производством назвать было нельзя, особенно, когда почти прекратилось лесовосстановление. Древесину производила, как и естественные травы и кустарники, земля, лесопромышленники только вырубали сосну и лиственницу, брезгуя лиственными породами. Нередко в таком виде, только обрубив сучья и распилив на бревна определенной длины, «произведенную» древесину и продавали. Несколько извиняло нескромный термин изготовление из бревен пиломатериалов, и то не потому, что заготовители радели о рациональном использовании дерева, но оттого лишь, что распиленное можно было продать намного дороже.

– Ну что же мы на продажу-то круглый лес все гоним? – сокрушались на районных совещаниях мэр и иные ответственные лица. – Нужна же переработка! – И, подумав, добавляли: сердце болит!