Евгений Колобов - Золото Сербии

Сотник снова набил трубку и закурил

– Нифонта Косого тютюн брал? – Поинтересовался Сашко.

– Почём знаешь? Сам куришь?

– Ни. У нифонтовского тютюна дух особый.

– Тогда не начинай, только так к зорким глазам нос добавится. Носом любую залогу почуешь. Кто чесноком пахнет, кто сыром и луком или лошадиным потом, кто своим, на пол версты разит и все пахнут дымом.

Сашко знал, но закивал соглашаясь.

– Любишь вдову что ли?

– Люблю, – прошептал Сашко.

– Осенью тебе батька сосватает Екатерину Елизарову. К моему батьке приходил за советом.

– Дядька Микола… Да как же так. Да не могу я! Да она же рыжая! Сбегу! Вот тебе крест, сбегу! Нет жизни мне без Марфы.

– Молчи. Супротив слова батьки не смей! – Сашко при таких словах поник головой. Билый смягчился, продолжил, – в поход иду я. Дальний и опасный. За море.

Он замолчал, поднял голову, словно проверяя блёклое утреннее небо, все ли звёзды на своих местах. Петухи стали перекликаться.

У Сашка даже ладони вспотели:

– Господин сотник возьмите меня. Христом-Богом прошу! Глаз острый, рука твёрдая, в джигитовке не последний. Только боевого опыта почти нет.

– Опыт появится, – улыбнулся Микола, – Про зоркость твою наслышан – стреляешь «на хруст», среди молодёжи первый. Наслышан, как прошлым летом через Мархотский перевал к Кабардинке трое суток без воды шли.

– Лето сухое было, все речки-родники высохли.

– Если бы ты не настоял вперёд идти, может и не вышли бы. Тут ведь дело не в том, что воды ни сзади ни впереди не было, а ты убедил всех продолжать идти, не зная, что встретите черкесов, да ещё мирных. Это Сашок – чуйка, она в нашем деле ох, как важна.

– Просто свезло, да чего об этом, дядька Микола… к осени не вернёмся? Не хочу на Елизаровой жениться.

– Нет, – твёрдо ответил сотник, – возвернёмся не скоро. Через год, а может и два. В Грецию пойдём, на Афон. Так что, навряд Катюша Елизарова тебя ждать будет. Девка пригожая, замуж по годам пора. Не засидится.

– Так что, на богомолье пойдём? – не справившись с разочарованием, протянул Сашко.

– Истинную веру защищать! Турки говорят сильно расшалились – на монастыри покушаются, святых людей режут. Нет управы на них! Надо заставить бояться и чтить людей божьих. Греки уже поднялись, трошки подмогнуть треба.

– Так это другое дело, – воспрянул юный казачок. – «Хотя, насколько он меня младше, года на три, четыре?», – подумалось сотнику. – А что дядько Микола, может и бусы там где продаются?

– Обязательно добудем тебе бусы, самые лучшие. Жемчуговые! Ты же знаешь, если казак чего захотел, обязательно добудет! – протянул сотник, вспоминая разговор вечерний с батькой Сашка. Тот в поход благословил с радостью, лишь бы от вдовьей юбки сына отвадить. «А тут любовь оказывается неземная», – сотник вздохнул, продолжил, – «Плечом» пойдёшь?

– Почту за честь. Вы не пожалеете, господин сотник! Вы же знаете, не один десяток раз меня «плечом» брали. И в плавни, и в горы. Только серьёзно рубиться не доводилось. Так… постреляем и разойдёмся.

– Значит «голова» у вас умная была. В горах делить особенно нечего, ну а если в наших плавнях на абреков наткнулись, так они тоже не дурни, коль обнаружены – домой пятками засверкают, понимают, пластуны пока всех не упокоят, не успокоятся. Там, казаче, куда пойдём, плечо креста весь крест бережёт. Мало первым врага учуять, «голову» и «сердце» упредить и сберечь. Понять нужно где супостат, как расположен, какими силами располагает, может крест сдвинуть трэба. И тебе ближе будет и полезней правым плечом стать.

– Кто вторым «плечом пойдёт?

– Гриц Молибога.

– О, це гарно!

– Ну и добре, одевай штаны босяк, да хоря излови. Пиду в ковальню, Швыря проведаю.

Через перевал к Новороссийску, где пешком, где на попутных фурах под сонные команды возничих: «Цобе, Цоббе, бисова душа, чтоб тебя разорвало» и щёлканье кнутов и батогов. Из Новороссийска на приказной фелюге до Крыма. Почти двое суток Билый с Сашком на бортах висели, нутро выплёвывали под беззлобные шутки обеих команд, морской и сухопутной.

Дальше морем с паломниками аж до Греции. То ли псалмы помогли, которые распевали паломники, или животы привыкли к качке, но всё устроилось, и можно было спокойно пищу принимать. Встречи, знакомства, незнакомые блюда и растения, сшибки, раны, ароматные сеновалы, монастыри и древние храмы, харчевни и таверны.

И вот мы здесь, перед турецким секретом на последнем перевале.

Сейчас Батька Швырь лежал, отвязав верёвки там, куда успел отползти от края пропасти, хватая воздух, и никак не мог надышаться после почти часового подъёма по почти вертикальной стенке. Хотя пожилого казака, по правде, подняли на верёвках два здоровенных серба, ему оставалось только отталкиваться от скалы руками и ногами. Но эти усилия отобрали все силы.

– Был бы железным, вся ржа обсыпалась от такого подъёма – думал он, рассматривая подранные на коленях шаровары.

Мыкола понимал, что сейчас, его не полностью поднявшийся отряд, наиболее уязвим, только «плечи» могут прикрыть от внезапной атаки. После восхождения последних двух бойцов, им нужно отдышаться и пробежать шагов сто по довольно крутому склону до густого кустарника. Там их взять будет уже непросто, ну а пока ждать и надеяться на лучшее. Выдержит ли старик такой бросок? Он опять нашёл глазами Швыря, а мысленным взором, как сейчас видел, как шёл в предрассветной мути, по родной станице на удары молота. Утро начиналось в кузне до рассвета. Не было больше мыслей о Сашко, надо было дальше собирать ватагу. Прислушался: часто и звонко застучал малый молот, видать к концу работа подходит. Принюхался: белый дымок шёл из трубы, видать и горшок мяса с зеленью в печи томится.

– Здорово ночевали, Батько Швырь, – поздоровался пластун.

– Слава Богу.

– Слышу, не спите молотом балуетесь, дай думаю зайду.

– Я и молодой не любил жизнь на сон тратить, а теперь покемарил час-другой, и как новый. А ты чего шастаешь? Думы о походе спать не дают?

Микола хмыкнул. Вот и весь Батько. Вопрос задал, сам и ответил. Нечего и сказать.

Швырь подцепил клещами железку на наковальне, сунул в ведёрко. Запахло маслом, словно хозяйка на огонь сковородку поставила, масла подсолнечного налила, да и забыла за другой работой. Продолжил:

– Имел беседу я с войсковым судьёй, согласился крайний раз за море сходить. На вот, примерь, – он вытащил из ведра, обтёр тряпкой и протянул заготовку ножа. Полоска шириной полтора пальца, только кончик чуть заострён. И ручки нет. Но чёрный металл с серыми волнами, как врос в руку. Длинный чёрный палец.