Александр Брыксенков - Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя

Зря Барсуков беспокоился о том, что его гости получат негативное впечатление от посещения Камар. Там-то как раз все было нормально. Тайга, она и есть тайга. А негатив излился на вестфальцев совершенно в неожиданном месте, в культурном центре «культурной столицы».

Едва Барсуковы со своими гостями вошли в фойе Мариинки, как сразу же обратили внимание на странную группу. Возле контроля стояла высокая девушка с лицом явно скандинавского типа. Она растерянно хлопала глазами и смущенно улыбалась. Рядом с ней, громко всхлипывая, вытирала слезы пожилая ленинградка. Женщину неловко успокаивал парень, очевидно её сын. По репликам публики Барсуков быстро понял в чем суть коллизии.

Парень живет в Финляндии. Он приехал с невестой в Питер чтобы познакомить её со своей мамой, а заодно – показать иностранке великий город и его культурные центры, в частности Мариинку, для посещения которой и были им приобретены три льготных билета. Парень был явно не театрал и, скорее всего, не ведал о местных билетных тонкостях, то есть не знал, что его невесте льготный билет не положен. А может быть и знал, да подумал: « И так сойдет. Пройдем. Ведь это же не погранконтроль. Паспорт не потребуют». А капельдинершам Мариинки паспорт зрителя был и не нужен. Они с одного взгляда, по выражению лица, по одежде, по поведению, вычисляли иностранца. И если у того был неполноценный билет, вежливо спрашивали на четком русском языке: «Скажите, пожалуйста, как ваша фамилия?». В ответ иностранец тушевался, молчал и как следствие, не допускался в храм искусства. Хамство, конечно. Но, ау!

Что нужно делать в таких случаях, Барсуков знал. Он сам однажды побывал в подобной ситуации. В таких случаях нужно обратиться к администратору и доплатить до стоимости полного билета.

Алексей Георгиевич решил помочь незадачливому парню и потащил его к администратору. Там выяснилось, что денег у парня не густо, а живет он в Купчино, значит пока он смотается за деньгами и вернется обратно, Радамеса с Аидой, скорее всего, уже замуруют.

«Помогать, так помогать!», – решил Барсуков и полез в карман за деньгами. Он отсчитал от своей буфетной суммы недостающее до полной оплаты билета количество рублей и передал деньги парню, тот приложил к ним свою часть денег и вручил все это администратору. Проблема была решена.

Мама с сыном жарко благодарили Барсукова за оказанную им помощь, при этом парень, чтобы не быть должником, упорно пытался узнать барсуковский адрес. Прекращая благодарения, Барсуков галантно изрек: «Считайте мой взнос скромным подарком вашей милой девушке. Желаю вам приятно провести вечер и получить массу незабываемых впечатлений», – а про себя подумал, что они уже и так крепко впечатлены и надолго запомнят и «Аиду» и Мариинку.

Барсуков удивился: помимо взволнованной троицы, которую чуть было не лишили возможности приобщиться к творчеству Верди, впечатлены были и Марта с Юргеном. Они никак не могли понять почему человека с билетом не пропускают в театр, почему у него спрашивают паспортные данные, почему билетерши делят зрителей на «наших» и «не наших». Барсуков не стал что-либо объяснять иностранцам, так как они все равно не въехали бы в российскую специфику.

А, «Аида» немецким гостям понравилась. И не удивительно. Надо полагать, что жители Лёффельштерца не избалованы частым посещением их деревни оперными труппами. Барсуков же отнесся у спектаклю критически. И режиссура заформализованна, и солисты статичны, и декорации старые. Скорее всего на скептическое восприятие спектакля нашим музыкальным пижоном повлиял неприятный случай с билетами. Хотя следует отметить, что уже к пятидесяти годам Барсуков охладел к опере, особенно к итальянской.

В период активного увлечения оперой Барсуков стал посещать и симфонические концерты. По первости симфонии показались ему обширными и суматошными, похожими на бурною стихию. Там, на взволнованную музыкальную поверхность беспорядочно, как казалось юному любителю музыки, всплывали куски мелодий, тут же увлекаемые в гремящую пучину водоворотами мощных аккордов и стремительных пассажей.

Однако очень скоро Барсуков понял, что симфония – это не стихия, а очень упорядоченная материя, разделенная, как правило, на четыре части.. Помог ему в этом понимании скромный справочник «Для слушателей симфонических концертов».

Из справочника следовало, что первая часть симфонии вовсе не сумбурный, как ему в начале казалось, набор мелодических отрывков, а стройная музыкальная форма, которая состоит из трех основных разделов. Первый раздел называется экспозицией . В ней композитор показывает главную тему (основную мелодию), за которой следует вторая мелодия (побочная тема). Затем идет разработка . В ней темы, показанные в экспозиции, развиваются, вступают в противоречие друг с другом. Мелодии сталкиваются, переплетаются. Неустойчивость, напряженность разработки разрешается в третьем разделе – репризе . Здесь композитор восстанавливает первоначальный облик тем и, либо примиряет основные образы, либо углубляет различие между ними. Такую структуру построения музыкального опуса специалисты называют сонатной формой.

Вторая часть симфонии носит лирический характер. В ней разворачиваются картины и проявления природы, человеческие чувства. Третья часть – это, обычно, вальс или скерцо (у старых мастеров – менуэт), где разрабатываются жанровые сюжеты, бытовые моменты. Финальная, четвертая часть является итогом, выводом из предшествующего и обычно носит оптимистическую направленность. Музыка здесь чаще всего – подвижная и упругая.

В справочнике все было изложено ясно и четко. Симфоническая же действительность была не такой простой. Барсуков никак не мог ощутить, где кончается разработка и начинается реприза. Симфонии могли быть не только четырехчастными, но и трехчастными и пятичастными. Финал совсем не обязательно излучал бодрость. Напаример, Шестая Чайковского заканчивалась так мрачно, что любой траурный марш по сравнению с этой концовкой казался вполне оптимистичным произведением. Условным оказалось и тематическое разграничение частей симфонии на лирические и жанровые. Многие композиторы этой условности не придерживались. Так, Вторая симфония Рахманинова – эта сплошная лирическая песнь в честь русской природы.

Барсуков решил, что в симфонии ничего не надо градировать и разграничивать. Нужно только чутко слушать музыку и душевно ощущать её сладость.

Очень скоро Барсуков начал получать удовольствие от прослушивания симфонической музыки. А затем настал период, когда прежде любимая им оперная музыка стала казаться шлягерной, неинтересной (за исключением опер Вагнера), и он полностью переключился на симфонии.