Ирина Федичева - Придуманная жизнь. Роман

Октябрина отметила крепкую кисть, пальцы средней длины, широкую ладонь. Пауза длилась не более секунды.

Вадим второй опять шагнул к Октябрине, обнял. Нежные сильные руки… Обнимая Октябрину, Вадим зарылся лицом в её волосы.

– Я не раз представлял вас наедине с собой, – негромко говорил Вадим, – не выпуская Октябрину из объятий.

– Но мы так мало знакомы…

– Я пробовал представить это ещё при первой встрече. А потом повторял попытки. Сначала не получалось.

– Почему?

– Не был уверен, что смогу привлечь ваше внимание.

– Ну уж! – недоверчиво отстранилась от него Октябрина.

– Представьте!

– А как же?.. Как же – сегодня?

– Готовился всю дорогу. Теоретически. Время было.

– Ну вот что, – решительно начала Октябрина. – Давайте объяснимся, – последнее слово прозвучало почти жалобно. – Я не сторонница женской инициативы, но коли вы то ли мнётесь, то ли не решили, как лучше и правильнее поступить, беру её на себя.

– Да что там – «мнусь»! – воскликнул Вадим второй. – Я не мнусь и говорю первым. Вы мне очень нравитесь. Хочу взаимности, но не уверен, что достоин вас! – Вадим облегчённо выдохнул и добавил: – Да! Ещё! Я дорожу вами и хочу, чтобы вы всегда были. Помните один из ваших рассказов? Там вы описали практически мои чувства к вам. Здорово у вас это получается. Умело.

– Спасибо… Но я писала, облегчая в ту минуту свои переживания.

– И вызвали мои, – мягко продолжил Вадим второй, открывая шампанское. – Надеюсь, теперь ваши чувства станут спокойнее?

– Спокойнее? Вы решили, что я взбалмошна?

– Ни в коем разе! Я всегда жду вашего звонка, даже когда сплю… Вы же сомневаетесь в его необходимости для меня и не звоните. А я звоню, подолгу вас разыскиваю. Ничем не в состоянии заняться. Вы для меня – словно не пьедестале.

– Памятник! – нарочито ужаснулась Октябрина, смеясь глазами.

– Вроде того, – серьёзно подтвердил гость. – Только живой! Вы не знаете себя! Вы… Вы особенная. Светлая… Неуёмная! Таких, как вы… Вы одна! А таких, как я, много! Ну, подумаешь, фирмач. Нас таких сегодня – хоть пруд пруди… Могу ли я поставить себя рядом с вами?!

– Приятно вас слушать… С вами легко. Иным же знакомым мужчинам приходится объяснять очевидное.

– Хотел бы стать с вами единым целым… И ещё вопрос. Когда вы успеваете писать?

– А у меня нет счастья в личной жизни! Зато есть время! – засмеялась Октябрина. – И дети выросли. Времени много – выходные, праздники… Да и после работы чем заниматься? Вот и пишу, – отшутилась Октябрина.

Идёт время. Когда-то в грусти и печали, зависев от чужого мнения, нуждаясь в одобрении или хотя бы в добром слове, она начала записывать мысли, выговариваясь бумаге.

Октябрина, молодая тогда журналистка, опробовала писательское перо. Капля любви, немного пафоса и сказки в незамысловатом сюжете. Романтическая история написалась сама собой: душа молодой женщины пела, и хотелось Октябрине задержать внутреннюю радость таким вот «бумажным» способом. В первые годы замужества она жила более или менее умиротворённо. Но и тогда Октябрина, оптимистка от рождения, всякий раз выдумывала красивые чувства. И постепенно такие вот её литературные опыты переросли во внутреннюю необходимость.

Несколько коротких зарисовок о любви проскочили в литературных выпусках, а её… вызвали в редакционный партком.

– Иди на «ковёр»! – многозначительно ухмыляясь, съехидничал ответственный секретарь, – Сдаётся мне, помешалась ты, дева юная, материнством обременённая, на какой-то несуществующей возвышенности и ненашенских чувствах… Откуда дует ветер? Начиталась переводных романов? Золя? Мопассан? Флобер? Или современные фигли-мигли? Где берёшь? Не подскажешь ли адресок?

Октябрина не выносила хамства в любом его виде. С ответсеком, здоровенным крупноголовым мужиком с густой шевелюрой, деловые отношения у неё не сложились. Он ежедневно так или иначе портил ей настроение. И вот наконец Октябрина доставила ему нечаянную «радость».

В парткоме собралось бюро: свои, журналисты, братья-газетчики. «И сёстры – тоже», – сыронизировала Октябрина, не узнававшая коллег. Другие люди! Подменили их, что ли? На лицах ни тени улыбки. Строгие, сосредоточенные мужчины и одна… дама. «… Что-то будет!» – ёжилась Октябрина под их суровыми взглядами. Парторг, бывший фронтовой журналист, некогда, по слухам, отчаянная голова, строго приказал:

– Садись, Королёва!

Октябрина подчинилась.

– Так вот, третий вопрос повестки… – парторг кашлянул. Обычно добродушный, он ценил женскую красоту, но особенно – красоту душевную, хорошо разбирался в людях, однако обстоятельствам не противодействовал. Что положено было делать в соответствии с ними, то беспрекословно и выполнял. – Так вот, Королёва, редколлегия, ознакомившись с твоими литературными, так сказать, кхе-кхе, – у парторга запершило в горле, – так сказать, романтическими, – парторг помямлил, – м-м-м, скажем так, изысками, решила от неприятностей подальше рассмотреть их на партбюро… Хоть ты и не в наших тесных рядах, но… сама понимаешь… Мы обязаны помогать молодому коллеге обретать правильность взглядов, поступков, мышления. В тебе, Королёва, многовато самостоятельности… независимая ты какая-то… Вредно это в твоём цветущем возрасте. Разве не понимаешь: жить в обществе и быть свободным от него нельзя!.. А ты! Забралась в раковину и… ладно бы. Но ты как бы… одиночествуешь… что ли! А мы – народ коллективный, отрываться от коллектива означает противопоставлять себя… Нас больше… Понять должна! Что будет, если все спрячутся под панцири?! Так вот, видишь ли… Предварительно члены бюро ознакомились с материалом… и вот что мы решили. Попрошу высказываться по порядку.

Октябрина не понимала: всерьёз они или разыгрывают её? Ну не понравилось написанное ею… так что же? На бюро-то зачем играть в правдоискателей?.. Она слушала вполуха, опасаясь нечаянно заплакать от несправедливости, беспощадности, необходимости защитных оправданий.

Члены бюро «высказывались» часа полтора. Думай после этого, кто из них какой на самом деле. Зато теперь воспоминаний ей хватит надолго… Конечно, речи о бесталанности не шло. Но вот какие-то её литературные творения «не такие», не в духе времени какие-то!

– Итак, члены бюро рекомендуют вам глубже изучать труды классиков, как политических, так и литературоведческих, больше читать, заниматься самообразованием, а не подражать модникам из «Иностранки…» На первый раз ограничиваемся внушением. Иди, Королёва! Иди и думай, как дальше будешь работать в партийной газете. Тебе, такой молодой, оказали доверие. Взяли в штат, а ты… в романтику ударилась… кхе-кхек-кхе… – парторг сокрушённо мотал головой. Голова его вихлялась слева направо, словно потеряв опору.