Ольга Белоус - Письмо без адреса

В тамбуре накурено, стоит несколько мужчин, в руках держат стаканы. Водку разливает её муж…

Очнулась в вагоне. Гриша растирал ей виски нашатырем, выпрошенном у проводницы, и клялся, что это было в первый и последний раз.

***

Потом – сессия. Они жили с родителями Маши. Когда собрались пожениться, родители задали вполне резонный вопрос:

– А жить вы на что будете? Семья – это ведь не просто.

– Так вы будете содержать Машу, мои родители – меня, пока институт не закончим. Это казалось совершенно естественным, мол, а как же иначе? И Маша в этом тоже не сомневалась. Но стипендия была бы очень кстати. Родители – это хорошо, накормят и за жильё денег не возьмут, но оставалась ещё уйма вопросов, которые нужно решать.

– Я сегодня не приду домой, заночую у ребят в общаге, будем готовиться к экзамену. – Предупредил Гриша жену.

Но подготовка не помогла, экзамен завалил – уже второй, грозит отчисление… А на следующий день она нашла у него в кармане запись – сто рублей карточного долга.

– Слушай, ты мне сказала, что тебе нужны сапоги, я пытаюсь заработать, что ты ещё хочешь? – Заплатить долг помогли родители.

***

…Молодожены возвращались домой, а по дороге завернули на Главпочтамт. Свекровь прислала письмо сыну «до востребования». Читали вместе:

«…Незачем тебе на тещу батрачить, о себе думай. Встречайся с друзьями, с деньгами будь поаккуратнее, но на себя не жалей. Эта её сестра-проститутка, все хвостом вертит, да и мамаша не лучше. Вся семеечка слова доброго не стоит. Не сиди дома, а то будут на тебе ездить. Видишь, как она тебя сразу захомутать решила, уже и беременная…»

– Маш, давай ты не будешь это читать, – сказал любящий муж, – незачем тебе переживать и волноваться.

Маша промолчала – просто растерялась от обиды, недоумения, незаслуженного оскорбления, не понимая, чем же она так не угодила свекрови. А он дочитал письмо, аккуратно свернул и положил в карман. Больше на почту они вместе не ходили.

***

– …Мама, мама, ты где?! Ты слышишь? Что случилось? Почему ты молчишь? – голос дочери прорвался через пелену картин, быстро сменяющих одна другую.

– Я перезвоню, Тоненький. После работы перезвоню. И вы обязательно поезжайте на похороны. Но я тебе ещё перезвоню. Прости, дорогая. – И Маша отключила телефон. Совсем отключила. Муж, тот с которым она живет уже второй десяток лет и которого искренне любит – на работе. Да и говорить с ним на эту тему… Как? Что сказать, о чём попросить?

Она осторожно положила телефон на прозрачный столик, откинула одеяло и тихонько выползла из кровати. Подошла к зеркалу. Взъерошенные со сна волосы, чуть припухшие веки и непроницаемые черные глаза… В них никто и никогда ничего не мог прочитать. Зачем? Зачем кому-то знать, что происходит у неё в душе. Разбираться нужно самой. Вот и сейчас – что-то изменилось в её жизни? Что-то произошло? Умер давно чужой человек. Человек, с которым она не общалась уже много лет, от которого родила своих детей – дочь и сына. С которым делила постель, строила дом… В котором искала свой идеал. А Гриша был другой, совсем другой. Со своей жизнью, своими взглядами на мир. Любила придуманный образ, пыталась сделать его хоть чуточку похожим. Но ничего не получалось, он оставался таким же. А она плакала, страдала и настойчиво меняла его. Человек, которому не могла простить… свои ошибки.

Маша правдолюб по жизни – врать не умела по определению. То есть совсем. У неё в голове не укладывалось, как можно сказать то, чего нет на самом деле, или не ответить на поставленный вопрос. А Гриша, совершенно катастрофически правду говорить не умел. Он лгал вдохновенно, артистически, по поводу и без, рассказывая невероятные истории и, похоже, сам в них верил. В рассказах делал головокружительную карьеру, зарабатывал бешеные деньги, просто всегда мешали какие-то мелкие неприятности и злопыхатели. При этом все и всегда почему-то раскладывалось в его пользу.

Маша давно уже отказалась от ненавистной работы бухгалтером, к которой, как выяснилось, никогда не имела ни склонности, ни таланта, и теперь преподавала йогу. Йога успокаивала, помогала найти себя и служила надежным мостом над жизненными оврагами и провалами. Но зато сейчас она не могла позвонить в зал и отменить занятие – её ждали ученики, да и внутренняя собранность, присущая, ей не допускала слабости и уныния.

На кухне достала из холодильника йогурт, вытащила баночку с медом. До занятий было ещё почти четыре часа, можно даже съесть тост. Солнце поднялось, день обещал быть жарким. В открытое окно залетела пчела и, назойливо жужжа, билась в закрытую половинку. Маша взяла в руки полотенце и подошла к окну. Пчела ползла по стеклу, старательно пытаясь проникнуть сквозь двойное заграждение. Стекло не пропускало, но пчела искала и искала выход – настойчиво, целеустремленно. Отлеплялась, снова пикировала на прозрачную преграду, сердито жужжала, билась о препятствие. Осторожно приложив полотенце к разъяренному насекомому, Маша тихонько начала двигать пчелу к открытой половинке окна. Пчела старалась вырваться из плена, ей это периодически удавалось, но Маша была не менее настойчива, и, наконец, пчела оказалась на воле.

Удовлетворенная добрым делом, взяла свой йогурт. Обычная утренняя суета не прерывала потока мыслей, побежавших в прошлое. Йога дисциплинировала, и Маша давно привыкла находиться «здесь и сейчас». Но почему-то эта привычка отказала в самый неподходящий момент. Не было ощущения ни кухни, ни настоящего времени.

***

…Тонечка родилась здоровым спокойным ребенком. Она спала по шесть часов подряд, просыпалась, кушала, агукала минут двадцать и отправлялась спать дальше. Снова всплыла та картина… Детская кроватка, стоящая возле стеклянной двери, засыпана осколками тяжелого рифленого стекла, а Гриша, с пропитанной кровью повязкой на правой руке, покачиваясь, тупо смотрит на жену. Тосенька тяжело всхлипывает на диване в соседней комнате.

– Что случилось? – она бросилась к ребенку.

– Обкакалась твоя дочка… Я переодел… Зацепился… – Тяжелый смрадный перегар и невнятное пьяное бормотание…

А потом – жизнь со свекровью.

По распределению уехали в родной Гришин город. Там был крупный комбинат, на котором нашлась работа для обоих молодых специалистов. За столом ели каждый своё, точнее, своё ела Маша, а любимому сыночку маменька подсовывала кусочки со своей миски. Однажды он не выдержал.

– Мама, я, между прочим, не один здесь. Мы с Машей вдвоем.

– Ой, ну, что ты, я же когда предлагаю тебе, я же вас обоих имею в виду, конечно, пусть и Машенька берет, – засуетилась свекровь.

Но Маше не хотелось – кусок вставал поперек горла. Да и готовила она значительно лучше, невзирая на юный возраст.