Илана Кузьмина - Треугольник Пенроуза

– Андрей, я люблю тебя, – прошептал Вадим. – Ты прости меня, если сможешь. Это из-за меня ты уезжаешь, я знаю. Но, помни, я не каюсь. Это была сказочная ночь! Я даже мечтать об этом не смел. Раньше ты был моим наваждением, теперь я всё получил от этой жизни и готов к жизни иной.

Андрей испуганно вскинул глаза на друга:

– Ты о чём, Вадим?

– Не бери в голову, Андрюша, всё нормально. Я счастлив, а ты прости меня, если сможешь, не со зла я… не сдержался… О ребятах не беспокойся, я им всё объясню. У тебя всё получится, я знаю. Не держи на меня зла, – мягко улыбаясь, Вадим ласкал друга глазами. Ему мучительно хотелось сгрести в охапку своего худенького Андрюшку, прижать к себе и зацеловать его всего, затискать, но нельзя. Вадим был из тех немногих людей, которые не страдают по тому, чего у них нет или отняли, а радуются тому, что у них есть. Он получил-таки безумную, шальную и сладостную ночь любви и был безмерно благодарен и Богу, и Андрею за неё. – Будь счастлив, Андрей! Я люблю тебя, и всегда буду молиться за тебя.

Вадим всё-таки на мгновение прижал парня к себе, чмокнул в лоб и легонько оттолкнул от себя.

– Прощай, Вадим, всего хорошего. Да, я ключи от твоей квартиры оставил на базе. А как ты узнал, что я уезжаю и каким поездом? – вдруг осенило Андрея.

– Мама твоя сегодня утром пришла ко мне, думала, ты у меня ночуешь. Она и рассказала, что ты решил в Москву податься. Это ты правильно надумал, у тебя талант, тебе нужно идти дальше. Ты только осторожнее с этим Сергеем, как бы не обидел. Ну, ты иди, а то тётя Люба меня прибьет. Счастливо тебе, – Вадим ласково улыбнулся, Андрей тоже расплылся в смущённой улыбке, кивнул и пошёл к своему вагону.

– …Вот так закончилось моё детство, – промолвил задумчиво Андрей. – Вы, Марина, не осуждайте меня. Даже не верится, что это был я. Кажется, что я пересказывал вам сейчас сюжет какого-то фильма или книги про молоденького паренька, своего тёзку.

– А это и были не вы. Настоящий Андрей Климов – сорокалетний статный мужчина, умный, с прекрасными манерами и отличным голосом рок-певец, а не худенький паренёк, провинциальный музыкант, напуганный необычным сексуальным опытом. Я, Андрей, давно уже никого не осуждаю. Всё, что с нами в жизни происходит, случается не просто так – значит, так было нужно. Жизнь, как строптивая кобылица, может взбрыкнуть в любой момент и понести, не всегда мы можем ею управлять, – Марина немного помолчала, любуясь на резвящихся чаек, а потом спросила: – Вы не знаете дальнейшую судьбу Вадима?

– О, Вадим ещё раз меня удивил, да, наверное, не только меня. Вскоре после моего отъезда он покинул группу и ушёл в монастырь, – Марина изумлённо взглянула на мужчину. – Сейчас он живёт в Вознесенском Макарьевском мужском монастыре в Татарии. Я года два назад, побывал у него в гостях. Вадим, а ныне отец Андрей, очень мне обрадовался. Мы тогда часа три пробыли вместе и не могли наговориться.

…Монастырь располагался на берегу Волги недалеко от Свияжска. Не на вершине крутого берега и не внизу, а где-то посередине, в лесу. Уже подъезжая к поселку Введенская слобода, Андрей почувствовал, что попал в другой мир – было тихо, покойно, дышалось легко, и на душе было светло. Он остановил машину и вышел.

Сентябрьский лес был вызывающе красив в своём ярком, кричащем уборе из разноцветных листьев. День был тихий, безветренный, пахло прелыми листьями, влажной землёй, сосновой смолой и хвоей. Непривычная для москвича тишина сначала оглушила его, звеня в ушах, затем Андрей стал различать тихий шелест листвы, хруст ветки, чириканье невидимой пичужки. Лес жил своей привычной жизнью со своими радостями и трагедиями, подвигами и предательствами, победами и поражениями, и ему решительно не было никакого дела до одиноко стоявшего мужчины.

Андрей всей грудью вдохнул чистый прохладный воздух и сомкнул веки. Как хорошо! Он открыл глаза, огляделся по сторонам и заметил небольшую ёлочку, растущую сиротой среди лиственных деревьев. Стоящий рядом с ней крепкий, сильный клён опекал ёлочку и нарядил её, как на Новый год, только вместо игрушек малышку украшали жёлтые, красные, лимонно-зелёные опавшие листья. Нахлынувшая тоска сжала сердце в тиски: Андрей, как эта ёлочка, всегда чувствовал себя рядом с Алексом защищённым, обласканным и любимым. Он застыл на месте, стараясь почти не дышать, пережидая разрывающую грудь боль. Вроде бы отпустило.

На ватных после приступа ногах Андрей прошёлся по ковру из сухих листьев, которые так мило шуршали, и вспомнил стишок, который они с Ромашкой выучили, когда тому было четыре года:

Андрей улыбнулся, посмотрел на ёлочку, провёл рукой по её нежным хвоинкам и порадовался за малышку: она не сможет натворить глупостей, как он, не убежит от того, кто её любит.

Дверь распахнулась, и в гостевую комнату вошел крупный, плечистый мужчина с окладистой бородой. Он повёл головой по сторонам, уткнулся взглядом в Климова. Глаза иеромонаха округлились от удивления, когда он понял, кто к нему приехал в гости, и расцвёл. Андрей вскочил и поспешил навстречу к другу. Вадим и раньше был высоким и крепким парнем, а с возрастом раздался, так и вовсе огромным стал. Рядом с ним Андрей, как и прежде, ощущал себя маленьким и хрупким. Вадим, а ныне иеромонах отец Андрей, по-прежнему смотрел на приятеля восхищёнными и преданными глазами.

– Вот так радость нежданная! Меня благословили на встречу с братом. Я всё голову ломал, кто бы это мог быть: брат не мог приехать, он у меня ни разу не был, считает меня или сумасшедшим, или юродивым, с чего бы ему ехать ко мне в такую даль? Мама поначалу приезжала, я тогда в другом монастыре жил, умоляла вернуться, грозилась, плакала, а потом махнула рукой и вычеркнула меня из своей жизни, так что у меня, почитай, лет пятнадцать гостей не было. Я уж, грешным делом, подумал, не мать ли умерла, – рокотал баском отец Андрей, не сводя глаз с Климова.

– С матерью твоей всё в порядке, во всяком случае, два месяца назад она была жива и здорова, – поспешил Андрей успокоить друга. – Недавно мне Света, сестра моя, рассказала, что ты в монахи ушёл, в Татарии в мужском монастыре живёшь. Я стал искать тебя и нашёл. Вот, в гости приехал.

Вадим помрачнел и глухо спросил:

– Искал… Выходит, ты до сих пор меня не простил?

– Да ты что, Вадим!

– Не Вадим, а отец Андрей, – наставительно поправил монах приятеля.

– Отец Андрей… Выходит, мы теперь с тобой тёзки, – улыбаясь глазами, произнёс Климов. Лицо Вадима просветлело и засияло: