Таня Сербиянова - Гардемаринки

Но так оказалось, только так думала. Потому, когда спустя все вступительные экзамены с ней нос к носу столкнулась перед собеседованием, то даже оторопела.

– Ты? Ты чего тут делаешь?

– А ты?

– Я уже на собеседование. А ты?

– И я, как видишь!

– А как же…

– Медкомиссия? Прошла! А ты что же думала, что в семнадцать лет все такие же, как ты дурочки не…. – я, видимо, на нее посмотрела такими глазами, что она смягчилась в ответе, – …. как не целованные девочки?

– Может, познакомимся уже? Я Зойка!

– Маринка, – говорю и руку свою первой протянула.

А она оттолкнула, перехватила под локоть и к себе притянула. А потом внезапно поцеловала в щеку. Дура!

И вот надо же, судьба какая? Нас с ней вместе зачисляют и в один учебный взвод. К слову сказать, из всех десятков, а может быть сотен, нас только пятнадцать осталось. Вот ведь какой был конкурс! Это, пожалуй, мой самый важный в жизни.

Ну что скажете? Не так, что ли? Разве же не победительница стала? Неужто не мисс красоты? Ну, относительно красоты можно спорить, конечно же, а вот, относительно моей победы?

Так что домой шла, нет, летела, просто, словно победительница конкурса мисс-красоты. А что? Не красота, разве же?! Я ведь поступила! Ура! Так, кажется, надо кричать по-военному? И с радостью как заорала во все горло:

– Ура! Я поступила! Ура, ура, ура!

– Так! Кругом, правую ногу на носок ставь! – командует нами мичман.

– Богданова! Опять каблук стесан. Это не лодочки модельные, поняла? Дал бы наряд вне очереди, так ведь, не оценят, не поймут, – говорит с видимым сожалением.

– Кругом! Ну, что молчишь? Что мне с тобой делать?

А потом в сердцах, и так уже видим, что не раз он рукой махнул и отвернулся недовольный.

– Ну, что это за строй? Что это, я спрашиваю? А ну? Подравнять строй, носочки, носочки и грудь пятого человека… командует нам по привычке, и тут же… – Ну, матерь вашу! Все! Уйду к чертовой матери! Разве же это строй? Это… Бардак какой-то! Одни вулканы торчат. Вы хоть понимаете, какой красивый строй военный? Ну? Что молчите? – спрашивает, но не желает услышать ответа и тут же.

– А ну? Разговорчики в строю! На… а… пра..а… во! Ша… а… гом марш!

И пока мы гуськом шагаем, но стараемся, слышу, как он рядом, наш мичман, идет и цедит сквозь зубы.

– Все! Не могу больше. Это же надругательство какое-то, разве же так можно?

А что за издевательство? Почему это? Ведь мы же так стараемся! К тому же все время вижу, как пялятся и усмехаются мальчишки, курсанты, кто из окон решили повылазить, глядя на маневры и эволюции наши на плацу перед казармой. Простите, перед кубриком… Да еще кричат, подзуживают нас. А, может, и не нас вовсе, а нашего мичмана? Но мы делаем вид, хотя все прекрасно слышим…

– Ой, не могу, пацаны! Сейчас уписаюсь! Вы посмотрите на этих лошадок? Как скачут на плацу?

Один изливается в дурацких сравнениях. А его тут же кто-то еще, невидимый нами перебивает.

– Да, где ты лошадок увидал? Лошадки все под седоками, они их оседлали и скачут, а эти свободные. И не лошадки они, а коровы! Коровы самые настоящие! Коровы пока что не…

Ну я не стану дольше… Обидно ведь нас так обзывать! Еле сдерживаюсь и смотрю на девочек, те, тоже как и я раскраснелись, но терпим! А что остается делать?

– Эй, коровки! Эй, там на плацу? Вы что там выделываете? Не так надо ножками, а скакать вместе с нами.

А мы и не скачем, стараемся! Нам надо курс молодого бойца, и чтобы все на отлично. Ведь к смотру готовимся. Первому в своей жизни. Смотру не красоты, как раньше, а строевому, значит, военному! И потому, несмотря на обидные замечания и на эти ухмылки, реплики досадные, все равно тянем ногу, распрямляя носок с каждым шагом. Потому что нам, девушкам надо так все, чтобы с одной стороны было по правде, как у военных, а с другой стороны, чтобы все при этом было элегантно и красиво! Вот и шагаем!

Раз-два! Раз-два! Левой, левой! И уже неделю так… Но!

Сначала форма. Мамочка родная! Выдавали ее в баталерке, что в подвале спального корпуса. Там женщины работали на вещевых складах, и они с нами просто упарились.

Хорошо, говорят, что лето, а то бы бушлаты и шинели, а это надолго. А так, рубашки офицерские кремовые, полуботинки казенные, черного цвета на толстой подошве, берет. И что смешно, пытались белье женское выдать. Но мы им в ответ.

– Спасибо! Сами такие чехлы носите. А может, еще, и трусы мужские предложите?

Материал на юбку получали в мастерской, а потом уже кто где мог. Я, например, там же в училищной мастерской себе заказала две юбки черные. И препирались с закройщицей о ее длине. Она о каких-то уставах твердила, а ей сказала: что если она пошьет таковой длины, то ее задеру или обрежу сама, а такую, как макси, длиною в пол, носить никогда не буду. Я же ведь не в восемнадцатом веке, а живу уже в двадцать первом.

Пошили все за три дня.

И вот впервые надеваю на себя свой новый, обалденный и необычный прикид. Смех и радость. Но поначалу совсем непривычно. И потом, эти нелепые полуботинки, которые любые и даже такие красивые ноги своим видом изгадят.

Пришел мичман. Замечаний выдал по полной. Наконец-то, по его мнению, все. на месте и как надо.

Первый раз как вышла из кубрика, так мне немедленно захотелось назад и снять все с себя. Еще подумала тогда, что зря, наверное, и зачем это я согласилась? А когда девчонок увидела, Зойку, то просто потешалась так, как сама в своей жизни не хохотала ни разу.

На ней форма, как на корове седло! Чем ее сильно, между прочим, обидела.

Ну, потом вроде бы ничего… По крайней мере, мальчишки, кто к нам валили толпой, помогли разобраться, как надо форменное по-человечески отладить.

Сначала никак не получалось до начальства достучаться, по поводу нашей одежды и быта.

Потому как не предусмотрено что-то для девочек в армии, а это ведь не только понимать надо, но и на своей шкуре испытать. И как ни старались, нас вроде бы как не слышали.

Потому с Зойкой решили, что если с хохмой, то получится.

Нам же весело надо жить, с шуткой переносить невзгоды армейские. Вот и прикололись. А мы же ведь женщины, нам все равно надо своего добиться!

Я пустила слух, что на завтра объявлен смотр одежды и начнется он с осмотра.

– Маринка, а ты не знаешь, какая форма одежды будет? – спрашивали девчонки. А я с задумчивым и рассеянным видом отвечала лениво, как барыня. Что, мол, то что положено к выдаче, это надо получить и подогнать по себе обмундирование. К тому же сказала, что придет начальство и проверит, как мы выполняем требования уставов.

На субботу, а это была именно суббота, все забегали и засуетились.

И уже тогда можно было за животы хвататься от смеха, глядя, как наши подруги в эти чехлы облачались. Причем Зойка ходила, и делала фотки. Для отчета, как она говорила. Но давайте по порядку.