Ольга Верещагина - Поезда, вагоны, перегоны

– Нет. Погоди. Давай чайку принесу. Обновим, а потом расскажешь – встрепенулась Вера и пошла за чаем.

Вера ушла за чаем, а мы с Алёной остались в купе.

У меня не нашлось слов, что- то сказать ей. Я не знала, что сказать и посоветовать. Я просто сидела и осмысливала, всё сказанное ею.

– Оля, Вы меня осуждаете? Вы так длинно молчите? – не выдержав паузы, спросила меня Алёна.

– Да, что ты, Алёна. Просто я слушала тебя и металась, между тобой, твоими переживаниями и неуёмной, безудержной, всепоглощающе и даже игнорирующей собственные проблемы, заботой твоей матери. Вот тот пример, когда любовь зла. Ты правильно сделала, что разорвала эту цепочку. Ничего хорошего там нет, но я переживаю, что тебя, может просто не устроить жизнь простого обывателя, ведь твой Саша простой военный пенсионер, с широкой нежной душой, жаждущей, после трудной доли военного офицера, любви и покоя, и своими понятиями чести и амбициями. Придется очень трудно привыкать к новой жизни и ездить в трамваях и автобусах, а еще много ходить пешком, хотя это очень полезно.

– Ой, чего полезно? Что я пропустила? Подождите меня, я тоже хочу послушать – втиснулась в купе Вера с тремя стаканами в фирменных подстаканниках горячего чая с лимоном.

– Да, ничего не пропустила. Мы просто обсуждаем возможность и полезность пеших прогулок – отшутилась я – давай свой чаёк. Люблю горяченький, да с подстаканничком, с лимончиком, а ещё, чтобы стаканчик был из тонкого стекла, а не гранёный, как обычно бывает. Ложечкой позвенишь – душа поёт. Раньше любила ездить в командировки. Одна отрада в пути – хороший горячий чай. Возьмешь чего – ни будь вкусного, чайку заваришь и отдыхай. Пока добираюсь до места поездом, высплюсь. Дома дети, работа, забота, а тут благодать… – вспомнила я.

– Да, какая благодать то? Это для вас благодать, а для нас? Одна работа и суета, всю смену не присядешь. Вы спите и катите по своим делам, а мы работаем. Ну, Алёна, что я пропустила? На, попей чайку. Душу согрей и давай рассказывай, как это ты на вокзале оказалась? – подначила Вера Алёну.

– Да, накануне день не заладился. Мы с Вадимом крупно поговорили. Мне надоели его вечные ночёвки то на работе в комнате отдыха, то кратковременные командировки с ночёвкой в гостинице. Сыновья начали меня воспитывать, по наущению бабушки, чтобы я серьёзно поговорила с мужем и наконец, взялась за ум и поставила его на место, потому, что его разгульная жизнь вредит репутации моего отца и семьи в целом. А чего спасать? Семьи давно не уже было. Вчера Вадим ночевал дома в своём кабинете. Утром я решилась с ними поговорить. Я же не работаю. Встала пораньше, приготовила завтрак, когда он встал и вышел в столовую, высказала ему об опасениях матери и его детей, а еще чтобы он свои выходки немного скрывал от всех, чтобы сплетен меньше было. Лучше бы я ничего не говорила… Вадим разразился такой почти площадной бранью, что дома ему плохо, что я его вечно в чём – то обвиняю и жалуюсь моей мамаше, что настраиваю сыновей против него, что стала похожа на наседку, что лучше бы привела себя в порядок, сходила на фитнес, косметологу и дизайнеру по одежде, что похожа стала на дешёвку из провинции… Он кричал и кричал, каждое его слово било меня наотмашь по самому больному. Все считали меня очень привлекательной и стильной дамой. Обращались за советом. Мужчины нашего круга всегда обращали на меня внимание и говорили много всевозможных комплементов, что тоже очень раздражало Вадима. После очередного приёма, придя домой, он всегда говорил мне, что я улыбаюсь и веду себя, как продавщица ларька. А тут вдруг такое. Я отлично понимала, почему он так разошелся. Уйти от меня он не мог, поскольку женился на папиных связях, и без них ему бы трудно пришлось бы, а жить со мной ему не хотелось, вот он и бесился. Я просто сидела и слушала и смотрела на Вадима, и думала, как же так я допустила, что моя жизнь превратилась в подобие ЧП и только, а Вадим в моего начальника, с правом устраивать по любому поводу скандалы и разносы. А он, между тем, видя моё равнодушие, распалялся еще больше. В конце концов, он приказал мне, чтобы я привела себя в порядок. Надела красивое вечернее платье в фиолетовых тонах с колье из сапфиров, подаренных им на 25ление свадьбы, и ждала его дома, предстоял очень важный для него выход в свет. А еще велел приготовить его смокинг, в тон моего платья запонки и черные замшевые английские туфли. Сказав это приказным тоном, не терпящим возражения, он выше победителем, а я осталась сидеть со своим завтраком в столовой. Я не о чём не могла думать, как о тех его замшевых туфлях, которые я должна приготовить и ждать «его милость», как побитая собачонка у порога – Говорила Алёна, почти плача.

Мы с Верой сидели и удручённо молчали. Сказать было не чего.

– Вы, не представляете, что в моей душе творилось. Получалось, что в всём, что происходило с Вадимом – виновата я, а моя семья, меня не во что не ставила. Все меня обвиняли, но в чем? Что я терпеливо, принимала и помогала всем, что никогда не скандалила, а вернее смирилась с этой ситуацией… Я в тот момент, была готова, выбросится с 12 этажа нашей высотки. Не знаю, что меня удержало? Честно, не знаю… Наверно, по инерции пошла в гардеробную и стала машинально готовить одежду к выходу. Открыла шкаф, достала своё вечернее платье и его смокинг. Затем вынула из коробки мои изящные черный замшевые лодочки и его английские туфли и поставила рядом. Открыла сейф и достала мои украшения и его запонки, и вдруг, осмотревшись и увидев всё это, многие меня не поймут, я поняла, что не могу так больше, не могу больше улыбаться всем и делать вид, что всё замечательно. Вот тогда, как в тумане, ничего не понимая, что со мной происходит, я взяла вот эту сумку – рюкзак, сложила все свои документы, украшения и карточки, смену белья и немного одежды и выбежала, захлопнув квартиру, оставив свой комплект ключей там, в квартире. Я почти бежала по улице, куда, сама не знала потом решила, вошла в метро для того, чтобы ехать п к маме, поскольку не знала, куда мне идти и что делать, но оставаться там больше не смогла.

– И что, всё бросила? – спросила Вера.

– Да, всё бросила. Я не бросила, я просто закрыла ту страницу своей жизни. Квартира – папина, вещи тоже казённые, хотя и дорогие. Тряпки мои? Да в нормальной жизни им места нет. Я же была, как кукла на чайник, разница в том, только что изысканно и стильно одета, и то только для того, чтобы просто показать, что я есть. Я вошла в метро. В кассе купила билет на поезд к Саше, и поехала к маме. Я хотела ей всё рассказать, поплакать, и сказать, что так жить больше не могу, что хочу развестись, но увы… Вадим уже позвонил маме, пока я была в пути, и мама меня встретила очень холодно. Она предложила мне поесть и пригласила на кухню, она сказала, что сейчас чайник вскипит, посидим и поговорим по семейному, просто на кухне. Меня это насторожило. Когда я пошла в ванную, помыть руки, то неожиданно услышала слова матери. Мать говорила с Вадимом по телефону и приглашала его немедленно приехать и принять меры, а еще она говорила, что у меня нервный срыв, что я явилась почти голая в каких- то драных джинсах, и что меня пора лечить и даже может положить в больницу. Представляете, моя мама, вместо того, чтобы поговорить и помочь мне, принимала меры к обеспечению спасения, как ей казалось, папиной репутации и чести семьи. Я стояла и слушала… Я не верила, что это моя жизнь, и всё это со мной происходит… А потом мама сказала, что это мой хахаль сбивает меня с толку, и что нужно с ним разобраться. Я была в шоке, это не сказать ничего… И я все поняла. Я не стала ей ничего говорить, просто собралась и вышла из дома. Потом долго гуляла в Сокольниках. Купила немного еды в дорогу, и решила, что поеду к Саше, а там как получится. На крайний случай, я думаю пенсию не отнимут, она у меня московская, приличная, мне хватит, а дети потом, если поймут – простят, если нет – это их проблема. Когда я пришла на вокзал, меня мать уже ждала там, я не знаю, как она догадалась, что я уезжаю к Саше, наверно просто читала нашу переписку в интернете, а может и еще что – то, я не стала у неё спрашивать, а остальное вы видели.