Мария Солодилова - Театральная сказка. Книга рассказов

О грозе напоминает тонкая алюминиевая фольга, еще теплая от пирогов, о длинных гвоздях дождя и ржавых ребрах ракушек, которые я увижу в Москве через много лет… Вот уже зажурчала приторно-сладкая кофейная струйка и сахарная тропка отражается в зеркальном тоннеле термоса. Кто-то разливает детям какао в подставленные крышечки из ведерного клетчатого термоса. Густой осадок дымится на ветру.

– Как бы не прохватило поясницу – земля-то уже холодная…

– Ну вот, перекусили, теперь можно дальше…

– Грибы от нас сегодня прячутся…

– Места надо знать…

– Так Володя говорил, что знает, а вон куда завез…

Комары роятся над головами серым нимбом. Примятая трава нехотя распрямляется. С каждой крошки на газету стекает лужица тени, чаинки кружатся и долго еще ложатся на пластмассовое, будто бы песчаное дно…

Солнце стоит уже высоко. Мы едем дальше, хлопая на ветру квадратными парусами брезента… Отяжелевшая голова клонится то в одну, то в другую сторону, в животе булькает кофе, хочется спать…

Третий раз останавливаемся на солнечной полянке. Чьи-то коричневые, заскорузлые руки подхватывают меня и ставят на землю.

– Легкая, как пушинка! – слышу я удивленный голос.

Миг полета показался мне вечностью. Я легка и смотрю на мир открыто – еще не встречалась со смертью, еще не рожала, еще не видела жизни…

В пластмассовом ведре глухо гремит нож. В резиновых красных сапогах жарко и неудобно – это мамины, они мне велики на два размера, а снять нельзя – взрослые скажут, что земля холодная и что клещи… А вот бабушка ходила босиком… Тогда клещи были обыкновенные – вытащил – и все… А в пятидесятые вместе с оленями завезли энцефалитных… Только олени вымерли, а клещи остались… С тех пор врачи говорят, что пик активности – с мая по сентябрь, а соседи, что ездят за кислицей, сообщают – клещиный год или не клещиный…

В пожелтевших волнах травяного одеяла замечаю семейство опят. Я подхожу ближе – а их все больше и больше, срезаю быстрее, оглядываясь – и вижу, что все потихоньку разбрелись и сидят на корточках… Шляпки широкие, ножки с пленочкой, руки моментально чернеют… Я с верхом насыпаю ведро и придерживаю раскатывающиеся грибы руками. Жестко, почти по-железному гремят плотные бумажные мешки, ростом выше меня, а наполненные – и тяжелее – 50 кг! Одно ведро быстро расплескивается по дну. Кто-то засыпает уже второе…

Куртку бросила в машине, кофту обмотала вокруг бедер, растрепанные волосы почерневшими руками заправляю под металлический ободок, в сапогах квакает потная пыль.

А люди все дальше и дальше разбредаются по лесу, радостно аукают, покачивая переполненными ведрами, не решаясь убрать со лба потную прядь или шлепнуть наглого комара…

Губы обметало соленым, хочется пить, но я иду – и передо мной разворачивают второй мешок. Осторожно всыпаю туда опята из двух запотевших ведер. Расправленный мешок – с меня ростом, доверху набитый грибами – ниже, но в полтора раза тяжелее…

– Такая маленькая – куда тебе столько?

Будто не знают о картошке с грибами, о маринованных опятах, о соленых груздях…

Оба ведра наполнены, а место бросать жалко – снимаю сапоги и заполняю опятами. К мешку иду босиком – сперва с ведрами, потом – с сапогами. Взрослые смеются. Мне хорошо – ветерок обдает лоб, земля приятно холодит ноги, натертые какими-то невидимыми камешками и песчинками.

Лиственница уже жесткая, желтая. Я пробую разжевать горсть ее иголочек. Слабый кисловатый привкус остается во рту, не утоляя жажды… В конце мая собрать одной щепотью иголочки с целой ветки – и в рот их, жевать, наслаждаться… Москвичи в ужасе ахают: «Это же немытое!» Сами вы немытые… Все бы в кипятке да с мылом… Березовый сок только в магазине и видят… Где там – втроем из одной банки! Щи из кислой капусты не любят, а щавелевые так уваривают, что невозможно разобрать – что же там плавает… Кипятят старательно… И руки после муравейника не облизывают. Везде им мерещится грязь да зараза…

От сыроежных ножек во рту как-то неуютно и еще больше хочется пить.

Нашла костянику – гроздьями, россыпями. Жадно ем, хватая ртом и слизывая упавшее с горьковатых грибных рук. Хочется есть еще и еще, высасывая кисленький сок до трещин на языке…

Грибов больше не нахожу – бреду с полупустым ведром. В тенечке замечаю целую плантацию кислицы… Вот бы сюда в начале июня, когда она высокая – выше колен, нежная и мясистая – сахарная трубчатая мякоть под мохнатой травяной кожицей, неповторимо-дикий, пронзительный вкус, вызывающий слюну… Киви – это как кислица с клубникой… Москвичам объясняю – что-то вроде щавеля, вышедшего в трубку, но это все не то… Пучок – двадцать копеек, как мороженое, вот она – белая, жестковатая ножка возле корня низко срезана окислившимся ножом, можно подцепить ногтем подотставшую кожицу и тащить ее – сперва плотную, потом – тончающую – до самой метелочки с семенами… Отламывать сверкающие трубки одну за другой… На пирог надо пучка три брать… А чай с кислицей по цвету – как с лимоном, только все равно вкуснее… От чая с кислицей никогда не стошнит, как от лимона на прокуренной предлифтовой площадке…

«Чтоб я больше не видела этой травы в квартире!» – всегда ругалась мама, а мы, как и другие дети, жизни себе не представляли без «этой травы»… Очистки кислицы не выметались веником, застревали в пылесосе, вываливались из переполненного мусорного ведра… В декабре их вымывали вместе с пушистой пылью и арбузными семечками… Сейчас кислица маленькая, сухая и тощая, как старушка… Даже и не чистится…

…Сердце солнцем стучит в голове, бьется во все жилки, небо куда-то уплывает, кружится потолок… Пить, пить… «Нельзя, готовим к кесареву»… Пахнет апельсинами и конфетами, еще больше хочется пить,,, Кажется, что голова улетает, но все равно чувствую боль, чувствую иглы в руке и спине, чувствую желание встать и идти… Промедол или морфин? На игле… На иглах…

…На иглах сосновых, застрявших между пластинками коры, блестит паутина… Янтарный клей проступает в глубине…

…Внутри, в моей голове, прорастают рыжие травинки, острые, как иглы, вспучивается груздем земля, брызгает от черных рук костяника в зеленой ванне мха…

– Я в прошлом году такое болотце нашел – за час ведро…

– Грибов?

– И грибов, и костяники… Оно маленькое – наверно, как эта поляна…

– И где это?

– В Башкирии. Прошлый-то год засушливый был, а как пролило все дождем – им не до грибов стало – покос…

– А вот нас заставляли все вытряхивать… Бывало, и били…

– Так это когда было?

– После войны…

– А у меня свое место есть, там грибы – во!

– В заповеднике, где радиацию сливают?