Вячеслав Митяшов - Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

Это появилось с лёгкой руки одного из «Ушедших». Будучи человеком чересчур болтливым, он за стаканчиком вина нарисовал Аргатру это чудо и объяснил его устройство, в одно мгновение сделав сокрушившие стены Аррикеша бомбарды безнадёжно устаревшими. Новые игрушки пушкаря оказались дальнобойнее, надёжнее и точнее. А начинённые зельем ядра позволяли крушить ряды врага.

В центре площади стояла дорожная карета Фахтара – монументальное сооружение, больше похожее на небольшой домик. Эту громадину тащила восьмёрка лошадей-тяжеловозов. Не отличавшиеся быстротой, они могли тянуть такую ношу хоть весь день. Странно, что наместник оказался не в пример изнеженнее нихайи. Та не гнушалась путешествовать в седле, преодолевая огромные расстояния. Оправданием служило лишь то, что спешить особо было некуда – куда денется несчастный Азулахар. Разве что песок поглотит его раньше времени.

Вокруг кареты собрались те, кто был зазря разбужен Фахтаром. Устав создавать иллюзию сильной занятости, они решили провести утренние часы в компании красавиц из гарема наместника. Да и женщины гарема оказались на площади по тому же недоразумению. Пришлось идти провожать Нирмалу – какое-никакое, а развлечение.

Гунэр решительно направился в толпу придворных. Поговорить с Нирмалой нужно немедленно, пока Фахтару не стрельнуло в голову передумать и запретить им проститься. Его совсем не смущало, что такое количество глаз увидят их вместе. К чему скрываться, тем более сейчас, если об их отношениях наверняка давно знает весь дворец.

Увидев мрачного Гунэра, весело щебетавшие мужчины и женщины разом смолкли, расступились, пропуская к карете, рядом с которой стояла Нирмала. Его боялись. Вокруг него всегда витал мистический ореол страха, раздуваемый историями и слухами об его прошлом. Одно убийство Машада чего стоило.

Сам он давно перестал обращать внимание на то, как от него шарахаются люди. Боятся – и пусть. Ему совсем не важно ни мнение, ни отношение этой разряженной, глупой толпы. Большинство из них выбилось во власть из неграмотных, недалёких босяков благодаря Фахтару и его приближённым.

– Нирмала, – позвал Гунэр говорившую с чиасирой женщину. – Фахтар любезно разрешил нам с тобой проститься.

Он обнял её за плечи, прижался щекой к щеке. Лишь на мгновение, ровно на столько, чтобы стоявшие вокруг люди посчитали это прощание приличным, дружеским. Но он успел шепнуть ей на ухо:

– Нафаджи хочет убить Фахтара. Будь осторожна.

Оба сделали шаг назад, церемонно поклонились друг другу. «Я всё поняла, я постараюсь опередить его, иначе он и с делом не справится и себя погубит», – говорили её глаза. Гунэр повернулся и, не оглядываясь, пошёл обратно во дворец.

Громко взревели трубы из сияющей под лучами восходящего солнца меди. Развернулись над головами гордые знамёна – обрамлённое чёрной каймой с золотыми письменами из священных книг синее поле, и белая, танцующая птица на нём, словно аист над синей гладью озёр. Высокие, несокрушимые створки дворцовых ворот распахнулись, открывая дорогу на длинную, идущую к городским воротам, улицу.

«Трогаемся!» – раздалась зычная команда высунувшегося из окна кареты Фахтара, и колонна стронулась с места. Застучали по камню мостовой подковы, заскрипели колёса. Город встретил выступающего в поход правителя сонной тишиной. Спешащие по поручениям слуги из близлежащих к дворцу домов вжались в стены, пропуская блистательную кавалькаду. Лениво, не торопясь, открывались ставни на окнах. Заспанные лица провожали правителя недоуменными взглядами.

О предстоящем походе Фахтар не очень то распространялся, поэтому мало кто представлял, куда направляется наместник. Правда, когда на глаза попались начищенные до немыслимого блеска пушки, многие решили, что ему предстоит не простая прогулка, а серьёзное, может даже опасное, предприятие.

Карета, подвешенная на мягких, ременных рессорах, раскачивалась на каждом ухабе, словно лодка на волнах. Это было, конечно, намного лучше, чем если бы каждый камень мостовой отдавался ударом через сиденье в зад, но отряд наместника не успел преодолеть и половины пути от ворот дворца до городских ворот, а Нирмале очень хотелось свеситься из окна кареты и распроститься со съеденным завтраком.

– Тебе нездоровится? – улыбаясь, спросил сидевший напротив Фахтар. – Или моя новая карета тебе не нравится?

– Слишком качает, – глубоко вздохнув, чтобы сдержать тошноту, ответила Нирмала.

– Ничего, скоро привыкнешь. Иди, ляг, полегче будет.

Женщина упрямо мотнула головой и осталась у окна. Она уже не помнила, когда в последний раз выбиралась за стены дворца, ставшего её золотой клеткой. И теперь глаза жадно смотрели на медленно проплывавшие мимо дома, расположенные на первых этажах постоялые дворы и лавочки, торгующие всякой всячиной, на лица людей, провожающих карету удивлёнными взглядами.

– Жаль, мост только начинаем строить, – разглагольствовал Фахтар. – Широкая река, тяжело придётся, много времени пройдёт, прежде чем будем переходить на тот берег посуху. Так что пока придётся на пароме. Эй, ты хоть слышишь меня, или всё о Гунэре думаешь? Если что-то надумаешь – скажи. Я постараюсь его заменить, – он засмеялся, довольный своей шуткой.

– Нет, дорогой мой, – едко улыбаясь, проговорила Нирмала. – У тебя вряд ли получится заменить Гунэра.

– Посмотрим, – тот, похоже, ни сколько не обиделся, а лишь немного раззадорился вызовом.

Она вновь отвернулась к окну. Перед глазами опять медленно следовал ряд домов – серый камень, двери, выкрашенные, в большинстве своём, дорогой синей краской. Кое-где встречались ухоженные палисадники, радующие глаз цветами. Народу становилось больше – непостижимым образом слухи успели обежать полгорода, пока удерживающая остальных карета Фахтара плавно плыла над мостовой. Уже были слышны приветственные крики, и Фахтар высунулся из окошка. Крики тут же переросли в восторженный рёв – босоногая толпа любила наместника, такого же, как считали они, простого мужика, как и любой из них.

Нирмала услышала мелодичный звон рассыпавшейся по камням мелочи. Правитель, как всегда, взял с собой увесистый мешочек медяков, чтобы порадовать голодранцев. Что ж, теперь они будут любить его ещё больше, особенно после пары стаканов крепкого вина.

Город остался позади. Мимо глаз Нирмалы проплыли окованные стальными полосами ворота из горного дуба, и началось поле, поросшее изумрудно-зелёной, сочной травой. Свежий ветер из-за реки налетел упругим потоком, бросил в глаза поднятую с земли пыль. Женщина зажмурилась, выругавшись, что пропал её труд – она целых полчаса после пробуждения посвятила своей прическе. А потом глубоко и с удовольствием вдохнула воздух. Ветер-хулиган принёс с собой ни с чем не сравнимые ароматы степного разнотравья.