Сергей Круглов - Записи-1. Избранное из ФБ, 2014–2018

«Я не понимаю Бога, не понимаю Его заповедей, не понимаю Его действий!»…

Конечно, не понимаешь, ты же человек. А Он – Бог. Он тоже не всегда тебя понимает (хотя всегда любит).

Но что же делать? – а не стой на месте. Иди вперёд (ползи; лежи, якоже рече поговорка, головой в ту сторону). В то место, из которого когда-то ушёл со скандалом, в жалком и смешном опоясании из драных листочков календаря, пытаясь, в приступе гордынной тошной стрёмности, прикрыть нелепый свой прилипающий к взопревшим ляжкам от натужной ходьбы по земле, уже наполнившейся всходами ждущих язвить тебя волчцов, уд, вдруг ставший неким возбухше наполнившим окоём смысла свинцовым приковывающим долу центром тебя, в который – мнится – так осуждающе и насмешливо уставились непадшие (они не знают, что это – «пока ещё», что и их ты потянешь за собой, и их слёзное ожидание «откровения сынов человеческих» и твоего преображения ещё ох как впереди…) небо и земля и ангелы и животные тысячью биноклей на оси, – иди в место встречи Отца и ребёнка.

В то место ОБЩЕГО, в котором восстанавливается общность-в-любви, и в котором в единый смысл восходят, сбрасывая чешую, шелуху, коросты греха и бессмыслия, смысл человеческий – и смысл Божий.

Это место я вижу как, например, знаменитое касание, запечатлённое Буонаротти.

и всё былоя…)))

Вспомнил – давно это было – двух горячих православных-неофитов, художников, которые как-то келейно выпивали, и один другому сломал руку в пылу разговора о том, чем отличается Ефрем Сирин от Исаака Сирина.

Старый фильм Павликовского «From Moscow to Pietushki», 1991 год.

(в том 91-м году, как раз на Сретение, умерла моя бабушка, баба Фая, человек, вырастивший меня своей нерассуждающей любовью… В тот год я впервые пытался креститься, не помню, почему. Пришёл в Спасский собор, купил крестик и свечку, простоял, ничего не соображая, всю Литургию, и вот уж священник созывает всех в крестильню… я не смог. Свечку поставил возле какой-то иконы, выбежал из храма, крестик унёс с собой. А через какое-то время узнал о смерти бабушки. От Минусинска до Богучан, где она умерла, далеко, с юга на север примерно 1 000 километров, ехать с пересадками железной дорогой через Красноярск; на похороны я не успел, успел только к свежей могилке. Снег в пометках хвойных иголок, мелкого древесного мусора, небо заштриховано ветвями сосен. Вокруг меня хлопотали – после дороги и всего еле стоял на ногах, дали мне стакан с водкой, я выпил, меня вырвало. Крестик я закопал в холмик, поближе к изголовью, чувствуя почему-то, что так единственно правильно…).

Металлический хрип Ерофеева, переговорный аппарат, соединяющий человека и благословляемый им, убивающий его, мир (дать приколотить себя к кресту, чтобы прочнее соединиться с сим возлюбленным миром, чтоб наверняка уже – вместе), утыкаемый в горло, как в usb-port.

Триумф его творчества, календарно недолгий. Ин триумф наш, ин триумф Божий. Премудрость, прОсти! (встань – ибо тостуемый Небом пьёт стоя, дрожа вцепившись распухшими шелушащимися пальцами в ноздреватый мусорный пристанционный снег). От Венедикта бессильнаго Евангелия чтение – вОнмем.

Вселенская родительская суббота.

Господи, дай мне радость встречи с теми из них, кого люблю и помню… и трикраты любви и мужества – встретить тех, кого мнил исчезнувшими с глаз долой и из сердца вон.

Прости мою глупость: я воображал, что наша жизнь не вечна.

Думаю вот о чём.

Господи! Защити и сохрани владельцев и попечителей святого града сего.

Тех, кто сидит в многочисленных ларьках и забегаловках.

Тех, кто не «в идее», а просто по ходу логики (ветра главы своея) думает, что яко финикс процветёт, если будет действовать в интересах простогорожан…

Сколько таких тёплых магазинчиков, забегаловок и нужных всем усталым и спешащим ларьков – закрыли.

Да и надеялись ли мы на что иное… У нас то идеология главное, то ресурсы (закрома родины), – только не просточеловек с его простожизнью.

На вокзале – платные туалеты, на одной двери табличка: «Для людей с ограниченными возможностями».

Подходит мужик, на вид – вылитый Велюров, явно с похмелья, глаза как у спаниеля… «Нельзя ли мне, в виде исключения? Я как раз в возможностях ограничен – нет денег…»

Такова была мощь его обаяния, что дама-контролёр растаяла и пустила.

В честь Прощёного воскресенья:

«ЗАБУДЕМ, ПРОСТИМ!»

Вчера в беседе возникло: «Надо срочно подумать, что Церковь сегодня может дать обществу!…». Автоматически в голове – как ряд костяшек домино, одна за другой – всякое знакомое с приставкой «христианское»: миссия, благотворительность, культура, етс…

Думаю: да всё уже что могла в ЭТОМ отношении Церковь дала миру за две тысячи лет. И процвела уже многообразная христианская цивилизация, и отцвела, и вторично процвела… Одно неизменно актуально остаётся: весть о том, что Царство Божие – здесь (для немногих имеющих уши слышать). И что – любить Бога и – наипаче, на практике, для мира – ближнего (сия целина всегда непахана – со всяким новым человеком, рождающимся на свет).

Народ, государство; народность, государственность… Как совместить – с христианством?

Не знаю.

Думаю: христиане (предвижу болезненно бесконечную прю о том, кто именно суть христиане, но это, увы, наверно, неизбежно) – и есть уже НОВЫЙ народ, и Царство Христово – НОВОЕ государство, но именно что – «новое».

На совершенно ИНЫХ основаниях, чем основания народов и государств. Генетически иных.

Кто-то на время поста принимает подвиг полного выключения компьютера, кто-то – идёт «царским путём» и временно перебирается из скоромного фейсбука обратно в постный ЖЖ.

Павел Евдокимов в главе «Православия», посвящённой таинству исповеди, говорит об этом таинстве (разумея весь процесс, а не только момент разрешительной молитвы у аналоя), как о хирургическом действии над одиночеством, в которое ввергает душу грех: «…провести операцию над смертельным одиночеством, чтобы восстановить течение общения».

И ещё очень важно: как быть с тоской по утерянной невинности, с угрызениями ПОСЛЕ исповеди: «Снова стать свободным означает уметь использовать своё прошлое для созидания настоящего, иметь возможность преодолевать своё прошлое как автоматическую причину нашего состояния».

Я вчера тоже хотел пойти на шествие памяти Немцова (хотел там молиться, чтоб моим друзьям, туда пошедшим, не было вреда).

Но не вышло.

Служба была длииинная, и ещё потом сразу вечерня… у меня сил не хватило. Да и друзья потом рассказали, что, вроде как, на шествии всё прошло мирно.

Ну и слава Богу.

А было вчера – Торжество Православия.