Игорь Сирица - Лестница в небо Вячеслава Ткачёва. Исповедь белого генерала

Когда мне было 9 лет, а может быть и больше, приехал Саша Гейман, двоюродный мой брат, сын младшей сестры папы – Ольги. Тогда он был поручиком 19 пехотного Майкопского полка, стоявшего в Черкассах. У Саши было страстное желание служить в пластунском батальоне, но надо было приписаться к какой-либо станице. Он свое детство провел в нашей семье, поэтому ему хотелось быть казаком нашей станицы. Он обратился с просьбой в [станичное] Правление и стал вести переговоры со стариками – властителями судеб станицы. При этом уж, конечно, немало было выпито. Пообещали. Когда же он уехал, то позабыли. Так и не приписали.

Саша был страстный охотник. Привез с собой легавую собаку:

– Что ж, Слава, едем на охоту!

До этого я в жизни никогда не видел никакой охоты, поэтому с восторгом принял это предложение. Приехали на хутор. Устроились у папы в сакле. Весь вечер занимались набивкой патронов. Мне Саша показал, как это надо делать, и я ему помог.

Когда еще чуть-чуть забрезжило, я был разбужен Сашей:

– Коли ты хочешь быть охотником, вставай скорей! Сейчас идем.

Наскоро одевшись и выпив по стакану молока, повесив на плечи и за спину ягдташи, патронташи, сумки с провизией, баклаши, мы двинулись. Было тихо, природа зоревала. Но вот заалел восток. В лесу кукушка прокричала. Стало еще светлее и началось перекликанье перепелок. Зашли мы в просяное поле и вдруг – легаш остановился и стал как вкопанный, и вытянул свой хвост.

– Пиль!

Собака бросилась, а перепелка взмыла кверху. Саша вскинул ружье и выстрелил. Жертва рухнула на землю. А через несколько минут перед охотниками стоял легаш с довольным видом, держа в зубах подстреленную птицу. Пошли мы дальше и шаг за шагом эта картина стала повторяться. Когда прошли мы просяное поле ягдташ был основательно наполнен и резал мне плечо.

Солнце поднялось высоко и грело нас нещадно своими знатными лучами. На наше счастье нашли мы родничок. Здесь же поблизости был лес с зелеными лужайками.

– Вот где мы отдохнем на славу! – сказал довольный Саша, и лег в тень под высоченным дубом. Мы закусили, запили вкусной студеной водичкой. Я стал делиться своими впечатлениями и восторгаться Сашиной стрельбой по перепелкам. [Тот ответил: ]

– Все это просто, брат. Тут главное – вовремя вскинуть ружье и быстро взять ее на мушку! Ты подожди, увидишь, как стреляют куропаток. Они пасутся и взлетают целым гуртом. Если чутье собаки не обманет, можно перестрелять весь гурт.

Саша зевнул, закурил, потом сказал:

– Не будем торопиться. Пускай немного хоть спадет жара, а то загоним мы собаку.

Он лег на свежескошенное сено и вскоре захрапел. Я подремал немного, потом пошел искать клубнику.

Вечерняя охота была счастливее и интересней. Главный «улов» здесь дали куропатки. На первом взлете целого гурта, охотник выстрелил в их гущу и, уложив несколько, еще навел на остальных террор. Заметив, где они сели, мы подошли туда. Испуганные куропатки сидели, притаившись в густой траве, рассчитывая на надежность своего укрытия. Собака отыскивала их поодиночке, делала стойку и по сигналу «Пиль!» бросалась, и лишь тогда взлетала куропатка и попадала под смертельный для нее огонь. Так Саша перестрелял их одну за другой. В одном из загонов выскочил случайный заяц и, благодаря меткому выстрелу, попал ко мне за спину.

При заселении станицы отец построил дом на площади (со всеми службами, с фруктовым садом), заняв для этого целый квартал, благо, в то время земли было хоть отбавляй. Его примеру следовали и остальные казаки. Приехав же с русско-турецкой войны 1877—78 гг., он вскоре продал этот дом священнику и выселился за станицу.

Папа обладал эстетикой – художественным вкусом. Кто-то рассказывал мне (чуть ли не мама, а может быть тетя Оля), какой он в молодости был франт. Он бинтовал ногу, потом натягивал чулок из тонкого сафьяна, а сверху – смоченный чувяк 54 54 Мягкая кожаная обувь без каблуков у народов Кавказа. . Такую обувь и я носил когда-то в детстве, но уж, конечно, без бинта. Эта черта – стремление к красивому, к приволью – и привела его на горку: за речку, в поле. Я помню, как он часами сидел за садом на скамейке и любовался панорамой перед его глазами: в пестрой перспективе, за прудом, тянулись улицы с домами, утопающими в зелени садов. Прямо виднелись купола церкви, слева – кладбище, внизу – широкий пруд, полный гусей и уток. На правом берегу его разложенные рядна 55 55 Толстый холст домашнего производства. для побелки (солнцем) и бабы с подотканными юбками, стоя в воде, стирали свое белье; на левом берегу – стадо и табун на водопое, а там, в углу, под крутым скатом и шатром верб, уютно приютилась мельница. А вправо, в сторону Майкопа, в синеве дали красовался массив Кавказского хребта, со снежной шапкой на вершине. А бывало, выйдешь за палисад, а там – степная даль Кавказского предгорья, изрезанного балками, и нежный запах его цветов и трав. Это приволье, красота, конечно, дали отпечаток и на моей душе. […]

Урвав свободный день от полевых работ, к нам приезжали рыболовы – со своими лодками и рыболовными снастями. Они перегораживали пруд сетками, устраивали лодками своеобразный «гай» и гнали вдоль пруда всю рыбу. И интересно было наблюдать, как старые, уже опытные в жизни сазаны, дойдя до сети, прыгали через нее, как пони. Но таких ловкачей было немного и, после 3-х загонов, рыбаки уводили свои лодки, наполненные рыбой, а мама и не знала, что делать с нашей долей от этого улова. Она мариновала, а остальное шло на ледник. И целую неделю мы на кухне объедались жирной ухой и жареной на масле свежей рыбой.

Подобный же улов рыбалки повторялся и зимой. Они [рыбаки] вырубали по кругу проруби и сети проталкивали подо льдом. Зимой на льду играли мы в лодыжки, с крутого берега катались на салазках. О лыжах и коньках у нас никто не знал. Не раз за зиму бывали и «побоища на льду» – кулачные бои одной половины станицы на другую, в которых принимали участие и мы, мальчишки. А после этого на льду и на снегу немало было видно больших кровавых пятен.

24 сентября 1895 года мне исполнилось 10 лет. Но в том году мне не пришлось ехать учиться в [кадетском] корпусе, так как от детей, поступающих в 1-й класс кадетских корпусов, требовался 10-летний возраст к 1 сентября. Так рождение на 24 дня [позже установленного возраста] задержало начало моего обучения в средней школе на целый год.

Готовила меня для поступления в кадетский корпус моя старшая сестра Лена, а программу для вступительного экзамена дал ей мой старший брат Вася, который в это время уже был в 7 классе 56 56 Ткачёв В. М. Раннее детство (вторая редакция рукописи) / ГАКК. Ф. Р-1559. Оп. 1. Д. 18. Л. 30—31об., 33—39об., 50—70, 73—73об. .