Марьяна Гармин - Ангел в ночи. Забытые дневники

Хочется пожелать нашему градостроительству прекрасных проектов, красивых домов и дворцов, которые умопомрачительно вписываются в архитектурный ансамбль города и оставят свой след в истории, как памятники, но никогда не забывайте, что в этих проектах будут жить люди.

Войдя в фойе, наша путешественница поднялась на третий этаж по широкой лестнице с просторными пролетами и робко остановилась у двери песчаного цвета, над которой была надпись из трех букв… ОГК. «Уж послали, так послали. Отдел главного конструктора. Господи! Что я буду здесь делать! Я ведь метролог! И все мои знания в этой области – это полугодовой „факультативный“ курс», – Она открыла дверь, робко переступая порог и шаткой походкой пошла по пустому коридору к большой двери, с электронными часами, интуитивно надеясь, что именно здесь находится приемная ее нового начальника. Вдоль стены было большое количество дверей, а сама стена была стеклянной, выкрашенной краской именуемой «слоновая кость». Надо сказать, что все помещения данного корпуса были выкрашены этой краской: то ли другой больше не было, то ли много закупили? Краски хватило только на две трети стены, поэтому сверху она была почти прозрачной, и отдельный лучики света проходили с улицы и в этот коридор, создавая режим экономии электроэнергии.

Войдя в приемную, Аленка увидела маленькую женщину с темными мелкими кудрями, стоявшую за столом. Она перекладывала толстые пачки папок с места на место. Тимофеевна быстро остановилась, привлеченная стуком незнакомых каблучков и резко, поверх очков, бросила взгляд на робкую девушку.

– Ты, х нам? – Не здороваясь, спросила Александра Тимофеевна, – Новенькая што ли? – Она тяжело вздохнула, как будто размещала всех новеньких на своей загородной даче, – Куды вас стольхо?

– Я, молодой специалист. Меня направили к вам из отдела кадров, – почти машинально произнесла Аленка, – Я приехала из Самары… – Она хотела еще что-то сказать.

– Ках фамилия? – пронзительным голоском спросила она, крутя телефонный циферблат. И, не дожидаясь ответа, продолжила уже в трубку, – Х нам тут мылодой специалист. Куды ее?

– Петухова, – сдавленным голосом ответила она, – Не завод, а Москва – сортировочная, – мелькнуло в голове у девчонки.

– Поднимешься на щетвертый этаж, и в щетыреста одиннадцатой сидит Хгольденбергх со своей хомандой. Тябе х нему.

Пока Аленка поднимается на следующий этаж, попробую ввести вас, дорогие читатели, в курс дела. Итак: в те времена конструкторское подразделение состояло из восьми отделов, последний из которых располагался на четвертом этаже. Подразделение весьма разрослось и как всякий переросток перестало умещаться в старых «штанах». А на новые «штаны» обычно нет денег, поэтому наш восьмой отдел был вынужден облюбовать себе последний поднебесный этаж. Чердачное помещение проектом не предусматривалось, поэтому он совмещал в себе и рабочее помещение и чердачное, со всеми вытекавшими отсюда последствиями, о которых говорилось немного раньше.

Наш восьмой отдел, о котором впоследствии пойдет речь, занимал две смежные комнаты, соединенные небольшим коридорчиком, который в народе прозвали предбанником. В одной комнате размещалась группа разработчиков схем, прозванных «схемщиками», а в другой – группа конструкторов, за глаза и в глаза все называли их «железячниками». Хочу немного объяснить, чем отличаются разработчики от конструкторов по железу. Физику в школе проходили все, поэтому примерно знаете, что такое резисторы, транзисторы, микросхемы и т. д. и т. п. Так вот: разработчики все это и т. д. и т. п. соединяют в схемы, надеясь, что они оживут. Железячники «прилаживают» их к платам, платы собирают в отдельные ящички, называемые корпусами, соединяют это все проводами и разъемами, надеясь, что это «сырье» будет работать. Сырье, потому что сырое. И требуется от трех до десяти лет, чтобы прибор отладить, настроить, исправить все «фонари» в схемах и конструкциях, и только тогда из «сырья» вырастает Аленький цветочек и начинает себя окупать и приносить прибыль.

Начальником восьмого отдела в то время был Гольденберг Феликс Абрамович. Это был человек лет сорока пяти. При росте в сто восемьдесят два сантиметра, и весе в сто пять кг, с копной белоснежных волос. Черный, немигающий взор, всегда пристально смотрел на собеседника, невольно залезая и под одежду и под кожу, пытаясь добраться до душонки… Это были не глаза, а рентгеновские лампы, поэтому некоторые подчиненные старались избегать не нужного облучения и не попадаться ему на глаза. От него всегда шло отрицательное поле, которое отбрасывало вас метра на полтора к стенке.

Ему было трудно возражать и страшно – не повиноваться. Женщины липли к нему, как блохи к четвероногому другу и поэтому долгие годы Феликс Абрамович оставался лучшим женихом отдела, пока, наконец, не женился… Это произошло совсем недавно, вследствие чего наш молодожен никак не мог привыкнуть к своему новому положению. Отчего стал излишне раздражителен и совершено невыносим. Сослуживцы констатировали, что женитьба не пошла Феликсу на пользу.

Солнце ласково заглянуло за край стеллажей и уверенно бросило тонкий скользящий лучик. Он пробежал по коробкам, толстым подшивкам документов, засаленным штуцерам, трубкам, радиаторам, пыльным алюминиевым крышкам, коснулся края стола и заиграл на светлых кудрях Феликса. Он сощурился, отвернулся, хмуро глядя на стеллаж, бросил на стол ручку и она быстро покатилась по рябой крышке отбивая мелкую дробь. Феликс откинулся на спинку кресла и снова бросил беглый взгляд на план работ, когда перед его глазами неожиданно возникла незнакомая блондинка со словами: «Здравствуйте. Я молодой специалист. Меня направили к вам», – почти умирающим голоском произнесла она и плюхнулась на стул, придвинутый к столу.

– А почему так поздно? Сейчас уже сентябрь, – традиционно начал разговор Феликс Абрамович, нахмурив и без того сдвинутые брови.

– Так ведь все равно же общежитие не дают. Живем в Красном уголке… (как морские свинки), – последнюю фразу Аленка не произнесла, но она об этом подумала.

– Ладно уж, пиши заявление и выходи на работу. Но сначала придется съездить в колхоз, – Феликс твердо посмотрел на девушку и постучал пальцем по столу.

«Да, – подумала Аленка: – «Прямо так и побегу за автобусом в своих новых австрийских туфельках, размахивая чемоданом и крича – Возьмите меня, возьмите!»

Перенесемся теперь из пыльного и душного аквариума в здание цвета манго, расположенного на улице Овраг подпольщиков тридцать четыре. Красный уголок разместился на первом этаже общежития. Три окна, расположенные вряд, были завешены темно-бардовыми шторами. Пропитанные пылью и масляными пятнами, шторы приобрели иссиня – малиновые разводы, создавая в комнате таинственный полумрак. «Внутреннее убранство» состояло из двух раскладушек и одной железной кровати, выкрашенной масляной краской цвета индиго, стоявших строго в центре «уголка». Стены комнаты были расписаны под красные знамена всех пятнадцати республик, на знаменах проглядывали портреты Ильичей. Но самая главная стена была «озарена» желтым полукругом, из которого исходили шесть магистралей канареечного цвета, символизируя путь в прекрасное грядущее, намекая на то, что он у каждого свой. Над дорожками красный лозунг: «Все силы на борьбу за светлое будущее!» Мудрый девиз указывал на то, что за это самое будущее нужно еще побороться и очень сильно побороться, иначе оно не у всех будет светлым.