Марина Довгаль - Восточный базар. Избранное

Омар и ему отвечает стихами:

– Что я слышу? – раздается гневный возглас.

Ученые оборачиваются. Перед ними дворцовый муфтий 32 32 Муфтий – Высшее духовное лицо у мусульман. Наделён правом выносить решения по религиозно-юридическим вопросам, давать разъяснения по применению шариата. . Дряблые щеки его дрожат, а губы побелели от гнева.

– Прикуси язык нечестивец, иначе я вырву его с корнем. Мне доносили, что здесь творится непотребное. Но то что я услышал это богохульство, это смута… это… это – Муфтий топает ногами. – Завтра же, Омар Хайям, отправляйся в хадж. Иди и моли Аллаха вразумить тебя. Может быть, там ты очистишься от скверны, да откроются твои уши и глаза, и бог обратит к тебе свое лицо

Жара. Кругом бескрайняя степь: ни деревца, никакой бы то захудалой крыши. Дальние в мареве горы не радует глаз. Довольно большая группа людей: кто на коне, кто на осле медленно ползет по пыльной дороге – это паломники, идущие в Мекку. Впереди, сзади, по бокам охрана, нанятая на общие деньги: дальний путь небезопасен: степи, горы пустыни, лежащие впереди, кишат враждебными племенами и разбойниками. Омар спешился: устал в седле: возраст дает о себе знать. Отстать он не боится: на километр растянулся, будто ручей, поток двигающихся людей и животных. Одно радует, скоро привал: это отдых, еда и желанный сон.

Возвращение было значительно радостнее. В каком бы селении не оказывался Омар, зеленая чалма на его голове говорила за него: «Я совершил хадж» и требовала к своему хозяину уважение и благоговение. Мекка, Мадина, Тайма, Сакака, Багдад, Дизфуль, Исфахан вставали перед ним в такой очередности и исчезали за спиной, когда приходило время. В каждом из перечисленных городов Омар задерживался на неопределенный срок: средств к существованию не было и приходилось их зарабатывать преподаванием в медресе или сельской школе. Благо, брали его охотно: человек совершивший хадж святой: он коснулся священного камня и впитал сияние, исходящее от гроба пророка. Но хадж не изменил Хайяма, наоборот, еще больше укрепил ученого в своей правоте. Мысли свои он уже никому не говорил: рубаи сложенные в то время говорили за него:

В родной Нишапур Хайям вернулся глубоким старцем. Здесь его никто не ждал. Он поселился в маленьком в две комнаты домике (возможно, его даже кто-то приютил) и брал частные уроки, обучая небогатых малолетних нишапурцев за мизерную плату, которую хватало на необходимое: масло для ламп, дрова на зиму и еду.

***

– Налей как всегда и кашу с рыбой. – Говорит Омар, влезая и усаживаясь на возвышение.

Помещение, в которое он вошел не блещет богатством и чистотой: голые стены с маслеными подтеками от прикрепленных к ним ламп и серой копотью, пол земляной недавно выметенный, несколько возвышений, одинаково застланных старенькой курпой, с подушками, накиданными поверх, и на каждом длинный столик для 8 или от силы 10 человек. Это питейный дом. Сюда заглядывают дервиши 33 33 Дервиш* – Мусульманский аналог монаха, аскета; приверженец суфизма. , простолюдины, нищие и путники, у которых нет возможности остановиться в дорогом комфортном караван сарае. Здесь можно не только выпить вина, но и недорого перекусить ячменной кашей, жаренной рыбой или отваренной головой барана. Кухня находится в отдельном помещении, и приготовленную еду выносит дочь хозяина: девчушка лет восьми девяти. Саки (виночерпий) сидит в углу залы за отдельным столом, который занимают бурдюки с вином и поднос с глиняными пиалами. Посетителей не много: обеденное время не пришло.

– Пожалуйста, уважаемый, хаджа Омар Хайям. – говорит саки, подавая налитую доверху пиалу. Еду сейчас принесут.

Омар кивает головой и отпевает вина. Вино слегка горчит, но прохладная влага приятно освежает рот. Из дверей подсобки выбегает девочка с ляганом, где горкой лежит каша, рыба и хлеб.

– Спасибо, Бахруз. Да будут дни твоей жизни светлыми и радостными, – говорит Омар, кидает на стол монету, которую ловко подхватывает девочка.

Он одет в простой местами потертый халат, под халатом виднеется белая суконная рубаха, на голове небрежно накрученная чалма, седая борода давно нестриженной лопатой лежит на груди. Выпив вина, Хайям принимается за кашу: она рассыпчатая, масленая. Рыба напоследок. В помещение входят несколько человек здороваются в дверях громко и желают ниспосланного Аллахом благоденствия, усаживаются на возвышение, делают заказ и оглядывают комнату.

– Салам, мудрейший хаджа Омар, да продлит ваши дни Аллах. – Говорит один, узнав в старике Хайяма.

Хайям кивает в ответ. Он поглощен едой: нежное мясо тает во рту и приносит наслаждение. Покончив с рыбой Омар, откидывается на подушки. «Хорошо. Сытый человек совсем иначе воспринимает окружающий мир. Чувства притупляются все, кроме одного: удовольствия…».

Вошедшая только что компания пьет вино и, отрывая мясо с бараньей головы, закусывает. Захмелев, они громко говорят, размахивают руками. Саки смотрит в их сторону недовольно. Вскоре он теряет терпение и просит вести себя тише. На некоторое время гуляки утихомириваются, но забывшись, опять шумят. Омар, было, расслабился: его клонит ко сну, но громкий разговор не дает это сделать. Он хмурит седые косматые брови и произносит:

Вино враждует с пьяницей, а с трезвым дружит, право.

Немного пьем – лекарство в нем, а много пьем – отрава.

Не пейте неумеренно: вам будет вред безмерный,

А будем пить умеренно – вину и честь и слава!

Компания оглядывается на него.

– О мудрейший, извини. Почитай еще: мудры твои слова. – Говорит один из них.

– Хм, еще?

– А еще?

– Еще. Я все сказал, что хотел.

К их разговору прислушиваются другие присутствующие, число которых меняется: кто-то выходит, кто-то заходит.