Марина Довгаль - Восточный базар. Избранное

Теперь очередь Ахмада. Ахмад суфий 30 30 Суфий – Приверженец секты проповедующей аскетизм и повышенную духовность, одно из основных направлений классической мусульманской философии. . Поэтому он в халате с потертыми рукавами и подолом, но в тщательно обернутой вокруг головы зеленой чалме.

Следующим выступил Санайи, он одет в богатый шитый серебряной нитью халат:

Теперь слово было за Хайямом:

Вельможи продолжали есть, и пить вино, кто-то слушал, кто-то делал вид, но тишина стояла идеальная: только голоса поэтов разносились по всему залу. Секретарь-летописец, сидящий за отдельным столом, быстро строчил по бумаге. Всё: будь-то беседы или вот такие поединки, происходящие в центральном зале дворца, записывались для истории. Ахмад, чья очередь была говорить, выпил шербета и нараспев повел свое рубаи:

Санайи не дал себя ждать и продолжил. Говорил он отрывисто: со страстью:

Омар же не торопился. Что бы он ни делал, что бы ни говорил – все с расстановкой, вдумчиво и со знание дела:

Ахмад улыбнулся и, нарушая сложившийся ритуал, не ответил, а зачитал следующее:

Санайи замешкался. Сердито глянув в сторону Ахмеда, прочитал:

Рубаи придворного поэта не было ответным и Хайяму надо было решить, кому отвечать. Он решил никого не обидеть и ответил обоим:

Зал гуднул одобрением. А Ахмад взяв повод ведущего, повел поединок за собой:

Любовь сокрыта, и её воочию никто не видел тут.

Влюблённые же чепуху и всякий вздор о ней порой несут.

И каждого провозгласить свой толк о ней подстёгивает зуд.

Любовь от мыслей в стороне, ей дела нет, что там о ней плетут.

Санайи разозлился окончательно: не глядя уже на молодого выскочку, читал свое:

Легкий смешок прокатился по залу. Санайи расстроился и, опустив голову, ждал Хайяма. Тот раскатисто произнес:

– Браво Хайям. Мы восхищены: ты не посрамил нас. Согласен ли ты искуснейший Ахмад. Достойны ли были ответы Хайяма. – Не замечая Санайи, говорит султан.

– Хайяма рубаи жемчуг, нанизанный на нить… – Кланяясь Малик-шаху, ответил суфий….

***

Долгожданный день завершения работ над календарем настал. Хайям ликовал. Малик-шах преподнес богатые дары и назначил главным астрологом. Каждый собираемый султаном диван мудрейших не проходил без Омара.…

– Что случилось? – спрашивает Омар вбежавшего без рапорта солдата.

– Беда, наимудрейший. Визирь… Низам ал-Мульк убит. Исмаилиты 31 31 Исмаилиты* – Приверженцы крайней шиитской секты. убили, да лишит их Аллах света.

Сердце ученого похолодело. Беда не приходит одна, что-то теперь будет…

Страшное предчувствие оказалось пророческим. Через месяц при невыясненных обстоятельствах умирает султан. Страна погружается во мрак: трон делят сыновья султана.

Пособие, назначенное Малик-шахом, не присылают, а скопившееся за 20 лет службу уходит, как песок сквозь пальцы. Забытый властью ученый пытается напомнить о себе и пишет последний свой трактат «Науруз-наме». Красивая обложка и изысканное письмо украшают книгу. А главы говорят сами за себя:

Об истории праздника Науруз.

Об истории персидских царей.

О вине.

О красивом лице.

Об оружии.

О коне.

И о многом другом. Книга легкая на восприятие, грамотно скомпонованная: философские моменты разбавляются мифами и веселыми историями. Но по всему ее даже не читали ни занятый распрей правитель, ни его визирь, ни кто бы то еще.

***

…Поздний вечер. За столом трое: Омар и два его товарища по работе над календарными таблицами Музафар и Абдурахман. Они в обсерватории одни: прислуга и помощники давно разбежались на поиски новых покровителей. Хайяму 53. Троица веселится: они пьют вино, едят жареное мясо, вспоминают время занятий в медресе и учителей. Омар читает рубаи:

Без стихов он не может жить. Какой бы темы ни коснулся разговор, в голове рождается очередное четверостишие.

– Ты Омар утрируешь все, как всегда. В молитве и сорокадневном посту ничего плохого нет. Молитва к тому же дает пищу задуматься, обратить внимание на течение жизни, на грехи….

Омар движением руки прерывает его речь рукой.

– Музафар, твои старания напрасны. Омара не переубедить. Он встал на путь вольнодумца. – Говорит Абдурахман и, обращаясь к Хайяму добавляет, – и кончится ли это добром, Омар. Зачем злить то, что и без того сердито.