Стефания Вишняк - Испекли мы каравай… Роман

– Тем более, тетя Катя: если вы не с молоком матери стали коверкать слова, значит вам еще проще будет переучиться. Здесь народ говорит, слава Богу, нормально. Вы же не хотите, чтобы только ваших дразнили в школе да на улице за то же гэ-канье?

– Та на учатца и наши у школе культурно разговаривать, никуда не денутца, если не захотят, шоб их дражнили.

– А кто по-началу будет за них краснеть на школьных собраниях, м-м? Да и самих вас на работе на первом же партсобрании на смех поднимут за вашу такую речь. Вы же оба – члены партии да, дядя Гаврюша?

– Ну и шо с того, шо я член? Так мы никада и не выступаем на работе на о тех собраннях, мать их… Там усегда есь кому горлопанить. Мы со старою тока и знаем, шо взносы о то плотим, та пом алкуем. Тока ты ж, смотри, Полина, сама жеш не узд умай у о ту заср ату партию ул япатца, не поддайся о тем гомнюкам. А то, как о то нас – дурачков силком утян ули, шо теперь сделаешь шаг у сторону – расстрел…

И он, многозначительно крякнув, посмотрел на родственницу. А она, поняв, что «дядю Гаврюшу» переубедить не удастся, поспешила закончить разговор:

– Так, короче, ребята! Напишите оба на этих листочках следующее…

И, заглядывая в какой-то свой институтский конспект, Полина Васильевна продиктовала родителям несколько предложений, веля отцу и маме расставить, кроме знаков препинания, еще и ударение над каждым словом.

Олька впервые в жизни видела родителей такими укрощенными, которые послушно, аки школьники сидели рядышком и старательно писали под диктовку учительницы. Отец в процессе отпускал шутки о каком-то «ликбезе» или, к примеру, о том, что если бы его сейчас увидел кто-нибудь из земляков… Иногда он полностью погружался в роль нерадивого ученика и задиристо переспрашивал у Полины Васильевны, как звучит только что продиктованное ею слово, нарочито коверкая его. Баба Наташа с тетей Верой смеялись до слез, а дети с любопытством наблюдали за происходящим.

Впрочем, урок с Полиной Васильевной проходил и в самом деле так забавно, что пока родители писали диктант, Ольке со страшной силой тоже захотелось в школу: «Я тоже в школе буду шутить, как батя, чтобы все смеялись. Теперь я поняла-а, как надо шутить: надо пошутить, но самой даже не улыбаться, а терпеть! Но почему тогда баба Наташа с тетей Верой смеются и, когда мама про батю говорит не шутки, а ругает его? И почему тетя Вера смеялась, когда я у нее спрашивала совсем не смешные вопросы, например, про наводнение в Калинине или про то, как они тут без снега живут? Или почему баба Наташа вытаскивает такие красивые свои зубы и кладет их в стакан перед сном? Вот бы у нашей бабы Ариши тоже были бы такие прикрепляющиеся зубы… Да и я, когда пойду в первый класс, чтобы не ходить, как Толька сейчас, без зубов, точно такие же зубы буду себе днем прикреплять, а ночью в стакан их… ой, лучше под подушку спрячу… Или почему, когда про немцев в Калинине спрашивала… ну, что здесь такие же добрые немцы, как та тетенька-немка в Атбасаре, которая мне варежки подарила, а не как на картинках про войну – в касках с автоматами или с гранатами ходят? Почему только она с этих вопросов смеялась? Может быть, можно смеяться не только с шуток, а просто, когда покажется что-нибудь смешное? Как правильно и лучше всего смешить?..» – увы, чем больше она размышляла, тем больше заходила в тупик.

Тем временем Полина Васильевна, проверив диктант родителей, не скрывая удивления, похвалила обоих «ликбезевцев» за проделанную почти без ошибок работу. Отцом она прямо-таки восхитилась – за его красивый почерк и за то, что тот в слове «ходатайство», в отличие от мамы, поставил ударение правильно – на второй слог. Затем, на той же ноте – весело и задорно, она обратилась ко всем, без исключения, присутствующим:

– Итак, запомните, ребята! Все без исключения слова надо всегда произносить правильно, в том числе и не часто употребляемые в вашем обиходе, как, например: в словах «квартал» и «звонят» ударение следует ставить только на последний слог, понятно? И, начиная от бабы Наташи, заканчивая Павликом, «ребята» наперебой отвечали студентке-заочнице первого курса физмата:

– Понятно, солнышко.

– Та шо ж тут о то непонятного?!.

– Канешна, родненькая, панятна…

– Ага, Полина Васильевна, мы поняли!

– И мне – и мне тоже понятно, да-да-да-а!!

Если, к примеру, в период занятий трехлетнему Павлику становилось вдруг скучно и хотелось играть в прятки, Полина Васильевна с легкостью позволяла ему это делать: Павлик мгновенно «прятался» под скамейку и просил его «срочно» искать. А Полина Васильевна, не отрываясь от игры «в школу» со старшими, весело и легко «находила» Павлика:

– А я знаю, где наш Павлинчик спрятался!..Знаю, зна-аю… И я, кажется, нашла его… – сидя на месте, она топала ногами, имитируя шаги.

– Ну, где я?! Где, а?!.– закрывая пальчиками глаза, нетерпеливо пищал из-под лавки Павлик.

– А Павка-малявка

Залезла под лавку!..

А Павка-малявка

Залезла под лавку… – Полина Васильевна заглядывала под лавочку, и только тогда, «наконец-то найденный» и весьма довольный Павлик выползал из любимого укрытия.

Еще в один из таких наисчастливейших в жизни детей дней Полина Васильевна подарила Павлику целых три коробки различных кубиков, из которых невероятно счастливый Павлик складывал по приложенным к ним картинкам изображения персонажей из разных сказок, а так же виды Московского Кремля с праздничным салютом.

Так же за разговорами они узнали хотя и незначительные, но все же кое-какие подробности из истории бабы Наташиной семьи. Оказалось, что ее отец был добрым, умным, отважным и настоящим атаманом донских казаков, которому сам Император России лично вручал награду за заслуги перед Отечеством. Но уже в первый революционный год он был изощренно замучен и растерзан большевиками на глазах своего же войска, уже разоруженного, попавшего за городом в организованную «братьями» ловушку. Расправа и над оставшимися без атамана воинами не замедлила свершиться тут же. «Красные» строчили по отряду казаков сразу из нескольких пулеметов. Когда с ними было покончено, «под раздачу» попали их семьи, мирно жившие до этого рокового дня в Александровске-Грушевском городке Ростовской губернии. Таинственным образом уцелев, семнадцатилетняя тогда баба Наташа, на глазах которой зверски, как жену атамана, убили мать, бежала из родных мест с горсткой, чудом уцелевших жен и детей погибших казаков. Они потом еще долго скитались, где придется, пока не очутились в северных казахских степях. Обосновавшись в Большом Муйнаке, двадцатитрехлетняя баба Наташа вышла замуж за своего земляка Василия Зорина. У них в тысяча девятьсот двадцать пятом году и родилась дочка Вера. В самом начале Великой Отечественной войны Василий погиб, и в сорок пятом баба Наташа вновь вышла замуж – за фронтовика, потерявшего на войне жену-санитарку, оставшегося с двумя девочками-подростками, односельчанина Назара Медведева. Так, кстати говоря, баба Наташа и оказалась мачехой девочек, одна из которых по имени Катя, впоследствии станет женой старшего брата Гавриила, Ивана.