Стефания Вишняк - Испекли мы каравай… Роман

Со слов дяди Готлиба, слева от пустыря проживала семья Шрёдер, главой семьи в которой была тетя Марта, проживая с «обнеметченым» украинцем Иваном – пастухом совхоза, четырьмя их сыновьями, младший из которых, тоже Ваня, был ровесником Павлика, и двумя дочками, Лизой и Лианной – приблизительно одногодками Аньки и Ольки. Справа – семья, где всё было до наоборот, хотя в ней и главенствовала тоже жена, только русская – Ларина тетя Маша, но у них было четверо не сыновей, а дочек – Вера, Надежда, Любовь и Татьяна. К Татьяне, которая окажется Толькиной одноклассницей, лет до четырнадцати (с подачи, кстати говоря, ее же матери), весьма основательно прилипнет прозвище Таня-Матаня, точнее, просто Матяня. А их отца – «обрусевшего» Освальда Андреевича Бендер, неизменного преподавателя по труду Калининской школы, будет преследовать подпольная кличка Остап Бэндэр, несмотря на то, что тот будет полной противоположностью героя из «Золотого теленка»…

Попрощавшись уже после заката солнца с дядей Готлибом, и по причине отсутствия в патронах лампочек, они впотьмах наспех постелили на пол в большой комнате то, что удалось на ощупь обнаружить из постельного, пришедшего в контейнере, улеглись, наконец, на ночлег в своем новом жилище.

Поскольку отец, по своему обыкновению, засыпал исключительно после переговоров на самые разнообразные темы, так же и на новом месте, когда все более или менее угомонились, он положил начало беседе и в сей раз:

– У гостях то оно хорошо, а дома хоть пёрднуть можно… Ну, вот мы и на Юге, язви… Та на новом жеш месте о то… Та у своей жеш хате… – сладко зевнул он, и после небольшой паузы продолжил, – Ну и хфамилия ж у о того Готлиба – Гер-мес. Это ж как а-то не р усска о то хфамилия… А так, засранец, чисто гов орить по-русски, язви. Шо за Гермес? Катя, не знаешь, шо о то за хфамилия у его?

– Та фашист недобитый твой Готлиб! – несмотря на одолевшую было зевоту, мгновенно ощетинилась мама. – Ты че, так и не понял, шо на этой улице одни фашисты нас поокруж али? Знала б… Да лучше б в Шемонаиху переехали: там теперь ни одного фашиста днем с огнем не сыщешь.

– Та не мели о то ерунду, Шамонаиха заср ата. На г ада она здал ася твоя Шамонаиха? Окромя того, шо жопу морозить у твоей Шемонаихе о то, больше там делать нечего. И так вон Господь как усё устроил… А хто бы нам у твоей Шамонаихе дал деняг у долг?

Мама молчала, и отец продолжил:

– От и молчи, Шамонаиха, язви! Так шо… Дай о то, Бог, здоровья бабе Наташе… Шо и у том в Атбасаре мы бы заг инули…

– Так твоя же – «славнецкая» родина!..

– Та, если б не о те проклятые морозы…

– Ага, если б тока одни морозы…

– Мог ожеш б атько тоже фашисты убили! – после паузы сказал вдруг отец, – А Иван пришел с войны о то с культ ями? Эти, Катька, не фашисты. Эти – даже не военнопленные, шо я охранял.

– Та каво ты там у сраку охранял? Охранник нашелся…

– А ты – не знаешь, не болтай шо попало… Та шо я не знаю и про этих немцев, шо их сначала с Поволжья на север та на восток, как и нас с Украины ще у начале века, а у конце войны – сюда у в Азию усех загнали. Та от таких жеш, гомнюков, как ты, их сюда и нагнали оттуда, шоб от греха подальше… Настоящих фашистов, Шемонаих иньска грамотейка, еще у войну поперебивали усех, – периодически зевая, монотонно продолжал отец.

– Ну. А я и говорю, шо недобитые и ост алися! Твой Иван пришел калекой, та хоть живой! А моих братиков – обоих, сволочи, поубивали!

– А, може, он грек… чи еврей…

– Хто, Иван?!.

– Конь у пальто. Хороший мужик о то, покладистый. Он жеш пошти шесть лет о то оттрубил у лагерях, язви… Ни за шо, гомнюки, упекли, када он еще совсем пацаном о то был.

– Та де ты вид ал, шоб ни за шо сажали?

– Та помолчи ты, ст ара карга, если о то ума не нажил а. За газетку попал Готлиб, шо ж…у ею вытер с хфамилией гомнюка о тог орябого… А стукачи донесли на его. Та о так ижеш, как ты и донесл ио то.

– Ты меня с предателями та стукачами не ур авнивай!

– Ага, так я и поверил, шо она не донесла бы на «фашиста» Готлиба, язви…

– Тю, дурень… Поискать таких – еще хер и найдешь.

– Та не матерись жеш ты, яви тебя!

– Та они уже давным-давно спят!

– Тада попридежи свой язык за зубами, та не суй свой нос, куда о то не сл едуить, шобы тебя не сравнивали со стукачами.

– И все равно: как были они фашистами, так фашистами и останутца!

– Та убери жеш свои гаргэли! Тока и знает, шо склад аить на меня свои гарг эли!

– Да? Тада попробуй тока дотронься еще када-нибудь до их … – обиженно сказала мама.

– От так о то оно получше… И не дотр агуйся о то больше до моих!.. – и снова зевнув, прожолжил.– Завтра с ранья у совх озну контору пойду, шоб застать самого директора: може, как а-то да найдетца для меня машинёшка о то. А ты завтра сходи на почту, та выпиши газеты на будущий год о то. Шоб не прозевать с этим переездом.

– На какие шиш ия тебе их выпишу? Полтора рубля в кармане ост алося…

– Ну тада – с первой моей получки. Тока «Правду» и «С ельску ж изень», та и хватить о то. А то и в уборную не с чем о то ходить, язви…

– Та до нового года и атбасарских газет хватит, – зевая сказала мама, – там с книжками я их у мешок поскид ала, када контейнер грузили.

– Опъять лезешь своими гарг элями?..Ты мне лучше скажи, шо завтра жрать о то будем?

– Хм, а целый контейнер картошки на шо?

– Тада за хлебом о то не забудь жжешь послать… Там и у моем кармане мелочи немножко ост алося…

– Не жрал бы, б… дь, человек, – начала философствовать мама, – ск ока б денег…

– А не срал – бул о б еще больше! – сквозь смех хрипло прошептал отец, громко отрыгнув.

– С чиво бы это тебе рыгать? – засмеялась и мама. – Мы то – не рыгаем, потому шо с утра крошки у р оте не был о… Хто-то, значит, тебя накормил…

– Та «она» жеш о то меня и накормила, – покряхтывая, отшучивался отец, как это он по обычаю делал, приезжая домой не голодным.– Не, о то, скорее, душа моя с Богом разгов арюет, – продолжил он и уже серьезнее добавил. – Усё, давай, Катя, спать. А то завтра не подымимся…

Из-за массы новых впечатлений Ольке тоже не спалось, и она ворочалась с боку на бок, задавая себе один и тот же вопрос: «И почему это у бабы Наташи тоже почти все погибли, а она все равно любит своих соседей и не обзывает их фашистами? Ведь немцы же – точно такие же люди, как и все, что их даже никак не отличишь… И соседи тоже как бабу Наташу все любят… И почему она, хоть и старее мамы, но не злится на людей? Я никогда не буду ни на кого так сильно злиться… И даже на плохих людей…»