Стефания Вишняк - Испекли мы каравай… Роман

Одним из нелегких испытаний для Ольки в этом послушании было донести в сохранности драгоценную буханку домой и по дороге не погрызть горбушку. Когда есть хотелось неудержимо, она после некоторых раздумий и серьезного внутреннего монолога, вроде: «…бли-и-ин… сегодня он такой хрустящий… И так пахнет… Ну и пусть, если поругают или даже побьют, я же только чуть-чуть…» и, как мышка, обгрызала горбушку по периметру то с одного, то с другого края буханки.

Имели, в общем-то, место и неприятные для нее моменты, связанные с походом за хлебом. К примеру, хотя бы, случай, когда она лишь в магазине обнаружила, что потеряла по дороге рубль, который мама, уходя на работу, оставила в спичечном коробке. В связи с этим Олька перенесла тогда жуткий стресс, потому что из-за нее без хлеба осталась в тот неудачный день вся семья. Да и о цене денег у нее, в общем-то, были кое-какие представления. Обливаясь слезами, она, в надежде, что рубль найдется, несколько раз прошла по дороге в магазин, исследовав, как ей казалось, каждый сантиметр. Рыдая, она неумело, но с отчаянной искренностью, молилась: «Боженька, ну помоги же мне найти этот чертов рубль, пожалуйста… А я больше никогда в жизни не буду его терять…» Но рубль так и не нашелся. Потому что у Боженьки в тот день, видимо, были дела поважнее…

Дома ее за это хоть и не выпороли, но и по головке, что называется, не погладили. Словом, пострадала, на сей раз она морально. Пострадала от всех членов семьи (кроме, конечно, Павлика), да так, что ей тогда показалось, лучше бы они все ее взяли и, как следует, побили. Зато однажды Ольке посчастливилось по дороге из магазина найти десятикопеечную монету. Пребывая от счастья приблизительно на седьмом небе, она, руководствуясь исключительно добрыми намерениями, еще по дороге домой аккуратненько запихала пальцем эту находку глубоко – в самую середину свежайшей буханки. А когда ее план таки удался, она безумно радовалась, но и виду не показала за столом, что благодаря этой счастливой монетке в этот вечер традиционная гнетущая атмосфера во время ужина таки была сведена «на нет».

– Ну вот, оказывается, наша Ольга сегодня не за шестнадцать копеек буханку о то купила, а усего за шесть.– Традиционно нарезая хлеб, промолвил отец, обнаружив монетку, и резкие, суровые черты его лица заметно смягчились.– Усигд а бы о так о то бул о, язви… И как жеш он ео то?.. Та выпала у кого-то, наверна ж с кармана, када месили тесто у пекарне…

– А тад а, помнишь, у одной хлеб ине – нитка от мешка поп алася? Та даже не нитка, а целых полмешковины… – с напускной веселостью сказала мама, разливая суп по тарелкам.

– Деньги о то лучше… Завтра Ольга о то добавить к этим десяти копейкам тока шесть, та еще бухану купить…

Самым трагичным был случай, когда продавщица тетя Алена не пришла на работу. Тогда магазин весь день был закрыт, а ближе к вечеру приехал дед Тыркун – чернее тучи, и принялся прямо с брички продавать хлеб сам. Он сообщил, что тети Алены в магазине больше никогда не будет, потому что она насмерть отравилась уксусом. Кто довел ее до этого, так и осталось невыясненным. А о том, что теперь без нее остались двое ее маленьких детей, и без того знал весь поселок.

Так несколько дней подряд дед Тыркун сам продавал хлеб, а потом в магазине появилась новая продавщица, тетя Эльза.

***

Однажды, словно в противовес тому приятному сюрпризу с монеткой, Олька, сама того не желая, оплошала так, что отец ее впервые в жизни жестоко выпорол ремнем. Хотя это и было единственный раз, но запомнила тот случай Олька, если не навсегда, то очень надолго.

Поскольку отец матерился при детях лишь в особых случаях – пребывая в состоянии страшного гнева, и не позволял этого делать маме, дети были слабо просвещены касательно разнообразия и богатства нецензурной брани.

В один прекрасный зимний день, точнее вечер, из «портового» города Чардары к отцу сюрпризом нагрянул его муйнакский земляк дядя Саша Козлов с сыном Ленькой. Отец давненько не виделся с приятелем, и потому искренне радовался этой встрече. Чардару он с недавних пор стал называть «портовым», потому как сей городок (точнее, поселок городского типа) располагался на берегу намедни образованного Чардаринского водохранилища, наполняемого водами реки Сырдарьи.

Не прошло после встречи и получаса, как родители собрались и ушли с дядей Сашей в гости к их общим землякам Самойленко, а четырнадцатилетний Ленька пожелал остаться с детьми дома. Впервые оставшись поздним вечером без родителей, да еще и с таким взрослым гостем, дети от радости бегали, прыгали и орали, словно обезумевшие. Лишь немного успокоившись, они заметили скучающего, почему-то не желавшего разделять с ними эту радость Леньку, и предложили ему поиграть в прятки. Но Ленька сказал, что в прятки ему не хочется, и предложил играть в ножички. Вынув из кармана куртки свой складной нож с красивой ручкой, Ленька сказал, что эту вещь сделал своими руками и подарил ему какой-то Зэк (произнесено это было с такой таинственной важностью, что Олька решила, что этот самый Зэк неспроста носил такое чудное имя. Наверняка – разведчик, или что-то вроде того), и с деловитой небрежностью продемонстрировал детям свое умение метать нож. Дети с неподдельным восторгом наблюдали за тем, как красиво и дерзко Ленька владеет этим «холодным оружием». К примеру, ему ничего не стоило с приличного расстояния играючи вонзать нож в пол, в дверь, в косяк, сопровождая свои действия такими новыми для них и такими смачными словами, что их бурному восторгу не было предела. А когда гость метнул нож в скамейку, на которой сидела, согнув в коленях босые ноги, Анька, то он вонзился в дерево аккурат между большим и вторым пальцем Анькиной ноги… ни капельки, при этом, не повредив ей ни одного пальца! Перепугавшийся (правда, только в первую секунду) Ленька, было, побледнел, но быстро справился и сделал вид, что этот номер он делает уже в сто пятьдесят восьмой раз и еще ни разу не сплоховал. Но, несмотря на то, что дети Леньке с легкостью поверили, он, очевидно, от греха подальше, положил, все-таки, подарок Зэка обратно в карман куртки.

Спрятав ножик, Ленька сел на табурет посреди комнаты и снова, было, загрустил, а потом принялся рассказывать, как его исключали из школы за хулиганство и за то, что очень плохая их директриса Раиса-крыса продержала его только в одном пятом классе аж целых три года. Когда Павлика сморил сон, и он лег спать, Ленька стал рассказывать анекдоты, которые Олька, почему-то, не понимала, а Анька с Толиком, перешептываясь, загадочно хихикали.

В общем, успех у Леньки был ошеломительным, и жажда общения с гостем у детей, чем дальше, тем больше возрастала. Вскоре Ленька предложил читать стихи, которые не учат в школе. Дети тут же стали предлагать названия стихов не из школьной программы, но Ленька предложил послушать другие стихи – стихи из его репертуара. И, почему-то он попросил не спрашивать, что означает то или иное новое для них слово, да еще повелел, чтобы в присутствии взрослых они эти стихотворения ни в коем случае не рассказывали.