Диана Никсон - Разрушенная любовь

– Не думаю, что это хорошая идея, – резко ответил он, даже не пытаясь скрыть свой гнев. – Ты еще не готова к таким поездкам. Ты едва стоишь на ногах!

– Это все из-за моего здоровья?

Его голос немного смягчился.

– Ну, конечно. Я беспокоюсь о тебе, Кэс.

Эмили всегда меня так называла, но каждый раз, когда это делал Дэниел, у меня на сердце становилось тепло.

Теперь был его черед гадать, что за мысли роились у меня в голове.

– Что заставило тебя улыбнуться? – заинтересованно спросил он.

– Это ведь была твоя идея – начать называть меня Кэс?

– Тебе это не нравилось, но я никогда не упускал возможности поиграть у тебя на нервах. После того как ко мне присоединились моя сестра и Эдриан, у тебя не было иного выхода, кроме как принять это.

Одно лишь упоминание Эдриана усилило боль в моем сердце.

– Я так по нему скучаю, – сказала я, чувствуя, как в горле образуется комок.

– Я знаю. Я тоже по нему скучаю.

У меня был самый лучший брат в мире. Я могла позвонить ему в середине ночи только для того, чтобы сказать, в каком восторге я от нового рецепта. Он никогда не жаловался, если я что-то не замечала или забывала сделать, потому что знал: когда я работаю, мир вокруг меня перестает существовать.

– Знаешь, что самое смешное? – спросил Дэниел, улыбаясь. – Даже когда перед тобой стоял выбор пойти на свидание или остаться дома, чтобы посмотреть кино с Эдрианом, ты выбирала последнее.

Я едва заметно улыбнулась.

– Наверное, именно поэтому сейчас я ни с кем не встречаюсь.

– Единственное свидание, которое ты никогда не пропускала, – это свидание с духовкой. Я помню день, когда ты вернулась из Парижа после года стажировки. Ты была так вдохновлена и полна решимости. Могла часами говорить о смешивании шалфея и сливок. Ты всегда критиковала пиццу, которую мы заказывали, даже не зная, что однажды заставишь нас попробовать каждый рецепт пиццы, который только сможешь найти.

– Могу поспорить: вы меня ненавидели за это.

– Нет. Обычно мы не могли дождаться, пока ты вернешься домой и приготовишь нечто особенное. Эдриан всегда говорил, что ты превзошла его во всем, включая кулинарию.

– Кажется, мы вчетвером проводили много времени вместе, – сказала я, думая о своем неудавшемся путешествии в Италию и том, что никто о нем не знал.

– Да, это было хорошее время.

Спустя час после того, как я заставила Дэниела попробовать все, что мне удалось приготовить этим утром, он ушел, сказав, что ему нужно разобраться с какими-то срочными делами. Между тем я решила продолжить битву со своими нераспакованными вещами.

Я вернулась в спальню и отрыла коробку с пометкой «Важное» . Она оказалась полна семейных фотографий и открыток. Так оказалась фотография моих родителей, которую я незамедлительно поставила на камин в гостиной вместе с фотографией Эдриана и меня. Согласно дате, напечатанной на обратной стороне, она была сделана три года назад, в день моего двадцатилетия.

Я просмотрела остальные снимки. Фотографий Дэниела среди них не было, что показалось мне странным, учитывая тот факт, что наши семьи были так близки. Вдруг меня охватило беспокойство, и я вздрогнула от мысли, что история нашей дружбы может быть фальшивой. Могу ли я по-прежнему доверять ему?

В этот же день, чуть позднее, я позвонила Эмили и пригласила ее на ужин. В отличие от Дэниела, ее компания не ассоциировалась с тайнами или вопросами. Она всегда казалась искренней, и даже ее нахмуренные брови и грустные улыбки не вызывали у меня вопросов. Или, может быть, я просто придумывала себе ненужные вопросы, когда дело касалось поведения ее брата?

– По какому поводу? – спросила Эмили, скептически глядя на количество еды, что я приготовила на ужин.

– Не знаю. Хорошее настроение?

– Твой голос звучит так, будто настроенице у тебя дерьмовое, но если ты говоришь, что все хорошо….

Я хихикнула.

– Ну, я вроде как разочарована.

– Надеюсь, на этот раз дело не в Дэниеле.

– Почему я должна разочароваться в Дэниеле? И что ты имеешь в виду, говоря «на этот раз» ?

– Я знаю своего брата. Он может быть первоклассным засранцем и настоящим мастером все испортить.

– Я запомню это, – сказала я смеясь. – Но на этот раз я разочаровалась в себе.

– Почему? – спросила Эмили, сделав глоток вина.

– Ненавижу пребывать в растерянности, чувствую себя так, будто схожу с ума, пытаясь вернуть свои воспоминания.

– О милая, перестань себя мучить. Ты все вспомнишь.

– Знаю, но моя беспомощность убивает меня.

– А для чего нужны друзья? Мы с Дэниелом всегда поможем тебе.

– Я думаю, что должна дать себе передышку, и позволить времени совершить чудо.

– Звучит как отличный план! За это стоит выпить.

Мы подняли свои бокалы и позволили веселью начаться.

– Могу я спросить у тебя кое-что? – сказала я. Количество вина, текущего по моим венам, не могло остановить меня от задавания тупых вопросов, скорее, наоборот.

– Валяй, – ответила Эмили, пробуя мой клубничный пирог. Это было пятиминутное дело, поэтому даже одной рукой в гипсе мне удалось его испечь.

– Почему ты не рассказала мне о своей помолвке с Эдрианом?

Ложка замерла на полпути ко рту Эмили.

– Это Дэниел тебе рассказал?

– Да. Ну, не совсем. Мне приснился сон о вашей помолвке. Дэниел лишь объяснил, что это был не сон, а воспоминание.

Эмили рассеянно кивнула. Мы обе были пьяны в стельку, поэтому я не удивилась, увидев, что по ее щекам катятся слезы, а в уголках рта играет мечтательная улыбка.

– Это был лучший день в моей жизни, – сказала она, закрыв глаза. – Он должен был стать началом чего-то особенного, чего-то такого, о чем я мечтала долгие годы. Эдриан был моей жизнью. Я любила в нем все: его голос, улыбку, чувство юмора.

Эмили опустошила еще один бокал вина и откинулась на подушки дивана.

– Часть меня умерла вместе с ним, – продолжила она шепотом. – Полюблю ли я когда-нибудь снова? Не знаю. Даже не знаю, помню ли я, каково это – любить.

Последовала короткая пауза, после которой она вытерла слезы и встала спросив:

– Хочешь еще вина? Потому что я хочу.

Я кивнула, отдавая ей свой бокал, и она пошла на кухню, чтобы принести то, что оказалось нашей третьей бутылкой Мерло. Это был один из тех моментов, когда люди предпочитают утопить свои печали в бокале, потому что потерять себя куда легче, чем бороться с тем, что заставляет их сердца кровоточить. В нашем случае было два кровоточащих сердца и один диван, на котором мы вырубились через пятнадцать минут после того, как опустошили третью бутылку.

Никогда не думала, что звук дверного звонка может быть настолько отвратительным, но в тот момент, когда он разбудил меня утром следующего дня, мне отчаянно хотелось убить стоявшего за этой чертовой дверью, кто бы это ни был. Я посмотрела на часы, которые показывали семь утра, и потащила свое тело в коридор.