Виктор Золотухин - Chikatilo forever!

Есть святое правило: механики, включая деда, должны хоть на пузе облазить машинное отделение, но знать все механизмы до мельчайших подробностей. На «Садовскую» руководство пришло всего на одну неделю, поэтому разбираться в механизмах никто не стал, понадеявшись на то, что все пройдет нормально.

Голдман посмотрел на тщетные попытки руководства отрубить сигнализацию и решил сделать это сам. Выключалась она довольно просто, надо было нажать три определенные кнопки одновременно. Совместными усилиями температура воды была установлена. Вскоре системы главного двигатели вошли в привычный режим работы.

После рейса Голдмана ждал неприятный сюрприз. Его вызывали в отдел кадров пароходства.

«Значит накапали, суки, решили все на меня свалить», – с досадой подумал Голдман.

Это было очевидным. Никогда ни в какой докладной старший механик не напишет, что не владел элементарными знаниями управления машиной. Ни за что четвертый механик не сознается, что чуть не случившаяся авария была целиком на его совести. Вполне естественно, что козлом отпущения решили сделать самого маленького человечка в этой цепочке – моториста.

Наказание, которое приготовили Голдману за этот инцидент, можно было легко предвидеть – лишение визы сроком, как минимум, на один год, то есть запрет на все загранрейсы.

Чтобы понять, что это значило для моряка, нужно рассказать о всей системе вербовки в Дальневосточное морское пароходство.

Обман начинался с самого начала, с объявления в газете «Комсомольская правда». Несколько учебных заведений Владивостока и Находки, готовящие моряков для ДВМП, наперебой расписывали достоинства работы моряка-дальневосточника. Объявления сулили среднюю заработную плату 450 рублей в месяц, а также щедрые ежемесячные валютные премии. Будущим морякам обещали великолепное проживание, прекрасное форменное обмундирование и отличное бесплатное питание. И главное: все принятые на учебу будут работать только на судах загранплавания, с заходам в порты шестидесяти стран мира.

Правдой здесь было то, что кормили на пароходе, действительно, регулярно. Моряки голодали, только когда их списывали на берег. Все остальное от начала до конца было полным враньем. Никакого форменного обмундирования ни электрики, ни мотористы не получали. Зарплата у них была в пределах ста-ста двадцати рублей, на ледоколах в условиях Дальнего Севера моторист получал восемьдесят рублей в месяц. Каюты на пароходах также оставляли желать лучшего.

Но самым гнусным враньем было то, что все моряки ходили только в заграничные рейсы. Ничего подобного в принципе не было. Визу, как право попасть на загранрейс, дожидались целый год. Причем весь этот год еще с учебы за будущими моряками велся неусыпный контроль. И за самую мельчайшую провинность получение визы откладывалось еще на целый год.

Почему же моряки не увольнялись и все это терпели? Ответ очевиден. Чтобы завербоваться на работу большинство будущих моряков многое ставили на карту. К примеру, Голдман, поехав во Владивосток, бросил институт, оставил любимую девушку, потратил большие деньги, чтобы через всю страну добраться до Дальнего Востока. Некоторые оставляли жен, детей, престарелых родителей – брать их с собой запрещалось. Теряли прописку, в конце концов. И после этого вернуться домой с пустыми руками? Впрочем, кое-кто так и делал. Но на их место находились сотни других простачков, приехавших со всего Советского Союза.

Самым мощным инструментом закабаления моряков в пароходстве была загранвиза. Рядовой матрос, моторист, бортпроводник должен был терпеть скотские условия и мизерную зарплату, надеясь, что когда ему откроют визу, начнутся загранрейсы, тонкой струйкой потечет валюта, он окупит все лишения и унижения. Об этом прекрасно знало руководство пароходства и пользовалось этим. Сначала моряка проверял КГБ. Когда выяснялось, что «подследственный» не привлекался, имеет лояльных коммунистической партии родственников, то визовые документы приходили в пароходство. Начальство ДВМП придиралось сильнее КГБ. О несчастном морячке выяснялось все: не грубил ли он начальству, не имел ли неосторожность влюбиться на рабочем месте, не носит ли он длинные волосы… Особенно тщательно молодого моряка проверяли в его день рождения. Не дай Бог, стукач учует от него малейший запах спиртного. Разве можно выпить в свой день рождения? А потом уже кораблядские «боги» садились и решали: открыть визу морячку или еще на год оставить его в скотских условиях, куда сами же обманом его заманили.

Голдману поначалу повезло. Он приехал на учебу с еще армейской рекомендацией. И сразу его документы пошли на оформление визы. Однако вскоре произошел довольно глупый случай, который на год сделал все попытки вырваться в загранплавание бессмысленными.

В общежитии, где проживали курсанты мореходной школы, стены были выбелены известкой. Чтобы как-то разнообразить интерьер, будущие моряки решили повесить на стены плакаты. Девушек «вешать» запрещалось, поэтому в ближайшем книжном магазине покупались агитационные плакаты. Голдман «повесил» сурового мужика с грозно выпяченным пальцем. Подпись была – «Пьянству бой».

На этом же этаже жил ташкентский татарин Вадик Ашрапов. Он решил по-своему довести до ума плакат – сделал на нем надпись: «А ты разве не пьешь?», что наглядно подчеркнул небрежными рисунками.

Плакат сразу же вызвал интерес у штатного школьного чекиста-стукача. Когда Голдман сказал, что рисовал все это не он, чекист потребовал, чтобы сознался настоящий «художник», добавив, что тому за это «ничего не будет». Голдман подошел к Ашрапову и предложил сознаться в художествах. Ашрапов отказался. Стучать, даже на такое дерьмо, как Вадик Ашрапов, Голдман не хотел. В итоге этого мелкого инцидента ему на один год прикрыли визу.

«На этот раз проступок был более серьезным, за это визу могут придержать и на более долгий срок», – расстроился Голдман.

В отделе кадров Голдман сразу направился к своему инспектору Кошкину.

– Пиши объяснительную, – добродушно посоветовал тот.

– Понимаете, все было не совсем так, в произошедшем нет моей вины, – пытался объяснить Голдман.

– Я знаю, но мы же не будем устраивать разборки. Напиши, что в содеянном раскаиваешься и забудем об этом.

Голдман взял чистый лист бумаги и вышел в коридор. Он от кого-то слышал, что Кошкин заядлый нумизмат. Некоторые моряки-саракоты, то есть те, кто много лет отработали в пароходстве, возили ему из рейсов редкие иностранные монеты. За это начальник отдела кадров устраивал им выгодные рейсы. Но Голдман не был саракотом и даже визы пока не имел. Да и взятку бы не смог дать. Что ж об этом думать?