Владимир Невский - Майское безумие

– Не с пустыми же руками ехать?

– Сам приехал – и, слава Богу, – она еще немного поворчала, так, для проформы. Видно было, как приятны внимания и забота внука.

– Пойду, дровишек подкину, – Слава вышел во двор, оставляя женщин наедине.

– Баба Лиза, мне домой надо.

– Прямо сейчас? – удивилась бабушка. – Ночь уже не за горами. Вот Ярик поедет завтра и тебя заодно захватит. И не спорь со мной, мне так будет спокойней.

– Но я живу в Энске.

– В Энске? Ну, ничего, сделает крюк. Поедете другой дорогой, – она говорила тоном, не терпящим возражений.

– Крюк-то в сто пятьдесят верст получается, – слабо улыбаясь, ответила Вика.

– Ничего, девочка, не беспокойся. Он согласится, и уговаривать не придется. Он никогда не останавливается на полпути. Раз начал дело, так доведет до конца.

В дом вошел герой бабушкиных рассуждений.

– Баня готова. Кто первый?

– Мы пойдем, – поднялась с места бабушка. – А то потом у нас по телевизору кино хорошее реклама обещала. Сейчас я только травки подготовлю, обдадим кипятком и на каменку положим. Дух будет и полезным, и приятным. Собирайся, внученька.

Они ушли. Слава прошел в переднюю, решил поинтересоваться, на какой фильм реклама раскрутила его бабулю. На пороге он остановился: комната преобразилась. Кругом были расставлены бумажные фигурки зверят, птиц и цветов. «Оригами», – догадался он, внимательно разглядывая искусно сделанные фигурки при помощи только рук и ножниц.

– Здорово! – вслух поразился он. А потом его взгляд упал на прикроватную тумбочку, где лежали сережки. Он присел на кровать и бережно взял в руки этот шедевр ювелирного искусства. Эпитет не был раздутым, просто иных слов не находилось, чтобы описать всю красоту, которая завораживала и манила. Золото самой высокой пробы. Нити как бы окутывали драгоценный камень ярко-красного цвета в форме капельки воды. Словно камешек покоился в сумке-авоське. Была когда-то такая сетка для продуктов. Камешки играли, преломляли свет во все цвета спектра. Потрясающе!!!

Слава не очень разбирался в драгоценных камнях, но сейчас он был уверен абсолютно в одном: камни настоящие, раз окутаны чистым золотом, и, наверняка, стоили очень дорого. Он напряг зрение, поднес серьгу ближе к настольной лампе, и смог таки разглядеть вычурный вензель «Н.Р.». Значит, вещица, к тому же, старинная и эксклюзивная.

Любуясь игрой камешек, он потерял счет времени и вернулся в действительность лишь тогда, когда услышал голоса на крыльце. Ругнувшись, он поспешил на кухню, словно скрываясь с места преступления. Поспешно поставил на плиту чайник. Бабушка станет ворчать, она любила после баньки выпить пять-шесть чашек ароматного, свежезаваренного черного чая. И не ошибся.

– Чай, конечно, не готов, – едва переступив порог, заявила она. Слава виновато развел руками:

– Я же не знал, что вы так быстро. Что, банька не удалась? С легким паром.

– Быстро? Полтора часа, это быстро? – ворчала бабка. – Ладно, иди сам помойся. А то от тебя городом за версту несет.

Ярик засмеялся и вышел в сени.

А вечером они втроем сидели в передней и смотрели телевизор. Слава сел в дальний угол комнаты с таким расчетом, чтобы было можно незаметно понаблюдать больше за Викой, чем за перипетиями «мыльной драмы». Она внешне казалась очень спокойной, но вот руки выдавали ее внутренне состояние. Она смотрела на экран, а руки вырывали из тетрадки очередной листок, который уже через мгновение превращался то в розочку, то в забавного щенка.

В кабинетную дверь настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения, широко распахнули. Судак едва успел убрать со стола порнографические снимки, которые любил рассматривать все свое свободное время. Хотел уже смачно выругать наглеца, что посмел нарушить его уединение, но слова так и застряли в горле. На пороге нарисовался Банзай.

– Можно? – риторически поинтересовался бригадир, так как был уже в кабинете.

– Садись, – пригласил его жестом Рыбкин. – Чай, кофе, а, может, чего и покрепче?

– Я за рулем. А вот минералку без газа выпью с удовольствием.

Рыбкин подошел к мини-бару и достал бутылочку воды, которая через мгновение покрылась капельками влаги.

– Шеф сказал, что я поступаю в твое полное распоряжение, – фамильярно, без всяких предварительных раскачек, сказал Банзай.

– Да. Олег Иванович разрешил мне поработать с тобой две недели.

– А оплата будет как за месяц, – тут же выпалил свои условия бригадир и озвучил сумму гонорара.

Судак непроизвольно громко сглотнул ком в горле и выпил залпом большой бокал ледяной воды.

– Согласен я! – выбора у него особо не было.

Банзай самодовольно откинулся на спинку кресла. Глотая минералку маленькими глоточками, мысленно он уже пересчитывал большой куш.

– Какие проблемы надо утрясти?

Судак нервно откашлялся:

– Мне надо найти одного человека, – и замолчал.

– Ой, вот только не надо этих длительных молчаний. Я не ребусы пришел разгадывать. Говори конкретно и по делу. Кого найти, и что найти. Не разводи волокиту и пустой базар, – раздраженно заявил Банзай.

– Хорошо, хорошо, – Рыбкин понял, что видит перед собой представителя homo, но никак не sapiens. Думать Банзай не умел, на жизнь хватало силы и наглости. – Надо отыскать одну девчонку.

– Ту самую? – усмехаясь, спросил боевик. – Что, такая сладенькая?

Рыбкин покраснел от гнева и бестактности наемника, но сейчас он не мог диктовать свою волю. В этой игре он был вторым номером.

– Да, – коротко и непонятно, на какой их двух вопросов, ответил он.

– Хорошо, найдем. Давай гони конкретику.

– Подобрал я ее около «Альма-матер». Наверное, она студентка. Как зовут, не знаю.

– Ты что, даже не познакомился с ней?

Судак напрягся.

– Я затащил ее силой. Никто и не собирался интересоваться именем ее.

– Понятно.

– Все.

– Все? – Банзай аж подпрыгнул в кресле. – Как все? Это похоже на сказку: иди туда, не зная куда, принеси то, не зная что. Ты знаешь, сколько смазливых девчонок в «Альме»? Пруд пруди. Приметы какие-нибудь имеются. Родинка? Одежда?

– Одежду я всю изодрал. А насчет особых примет? – Судак тщетно напряг извилины. – Да не было никаких особых примет. Темные волосы, глаза, вроде, тоже темные. Губки маленькие, пухленькие, – он вовремя остановился. Не хотелось перед холуем рассказывать о молодом, упругом, девичьем теле.

– Маловато, – Банзай нервно постучал пальцами по столешнице.

Рыбкину так не хотелось говорить про кулон. Он-то понимал, что это вещь почти бесценная. Бриллиант чистой воды, искусной огранки и очень редкого цвета. И пока он раздумывал, говорить или нет, Банзай согласился:

– Ну, да ладно. Попытаемся. – Он легко вскочил и, не прощаясь, покинул душный кабинет.