Джабраил Алиев - Люди с красными глазами. Роман

Зиявутдин удивленно приподнял брови.

– Как зачем? Отца хотел повидать. И жена у меня тут и дети тоже. И потом я являюсь членом подпольного комитета «За честь родины»…

– Да ладно тебе, – досадливо махнул короткой пухлой рукой Маширбек. – Какой там к черту комитет. Кто что хочет то и делает. Никакой дисциплины. Развели анархию. Вот и ты, не поставив, некого в известность пошел туда. А ведь это большой риск. Как не мог ты этого понять.

Зиявутдин угрюмо молчал, а Маширбек продолжил.

– К себе домой не ходи. Жена твоя уехала к своей сестре в Астрахань и сыновей забрала. Здесь в селе дом твой пустует, поэтому сразу подозрение на себя привлечешь. Оставайся на два – три дня у меня, а потом устроим тебя в Шамхале или даже в Петровске. Но и там домой не ходи. Наши люди постараются узнать, кого поселили в твою квартиру. Понимаю что тяжело. Однако время такое сейчас нелегкое.

– Спасибо.

– Подожди благодарить, – вновь махнул рукой Маширбек. – Есть два надежных человека. Одного зовут Амирхан, другого Джарулла. Оба бывшие офицеры. Служили в дикой дивизии. Так вот они жаждут дела. Надо будет тебе познакомиться с ними.

– Когда? – тихо спросил Зиявутдин.

– Найдем время и сообщим.

Чуть помолчали.

Через некоторое время у хозяина глаза сверкнули злобой, он занервничал, голос задрожал:

– А твой родственник то лютует. Начальником вновь заделался у большевиков. Ух, я бы его разорвал на куски.

– Ты о ком?

– Как это о ком? Сайгида имею ввиду. Ходит, говорят, агитирует народ, чтобы выходили канал строить. Опять он вместе с этим Шуртаевым. Но ничего. Вот тут то, мы им и подножку поставим.

Зиявутдин чуть удивленно взглянул на Маширбека.

– О чем ты говоришь?

Маширбек коротко выругался. Сказал:

– А ты как думал. Твой отец разве не из-за них умер? То – то. Из-за них проклятых. У меня они почти всех лошадей отобрали. А что я им плохого сделал? Сказали что это излишки. В пользу армии конфисковали. Не хватает, мол, у них лошадей. А что у них вообще было у голодранцев?

У Маширбека скрипнули зубы, и подбородок его сильно задергался. Он тяжело вздохнул и обреченно добавил:

– Не сегодня, так завтра и дом в Темир-хан – Шуре наверное отберут.

– Почему так решил?

Маширбек казалось, окончательно разозлился.

– Не понимаешь, что происходит? Не будь наивным. Нас они хотят без ничего оставить. Разве не видно? Так что в самый раз подпортить им настроение. Кстати в Муцалауле у нас тоже есть какой – никакой свой человек. Только уж очень неосторожный. Недавно одного голодранца отправил на тот свет. Говорят какого-то комсомольца. А если бы попался? Совсем плохо было бы ему.

– Кто сейчас руководит ячейкой?

Маширбек тут же преобразился. Важно подбоченился и не без гордости с расстановкой произнес:

– Руководство сейчас доверено мне. Аким уехал во Францию налаживать связи с тамошним комитетом. Так что все должны сейчас выполнять мои указы.

– Давно уехал?

– Три месяца уже. Конечно с чужими документами. Кстати, а как у тебя с этим делом? По каким документам ты лично приехал?

– С документами все в порядке. Я теперь являюсь турецким коммерсантом Нурали Гюнтекиным. Приехал, чтобы ознакомиться с рынком сбыта меда и пряжи.

– Но ведь есть люди, которые тебя могут узнать. Ты не думал об этом? – с некоторым беспокойством спросил Маширбек.

– Для этого случая, вот что есть, – спокойно заметил Зиявутдин и, раскрыв маленький саквояж, который был у него с собой, достал оттуда что-то похожее на клок волос.

– Что это? – сильно щурясь, спросил хозяин.

– Борода и усы, – сказал Зиявутдин и умело приученным движением рук прикрепил бороду к подбородку. Потом также ловко приделал и усы.

Маширбек надел на нос пенсне, и взглянув на Зиявутдина, буквально опешил и покачал головой.

– Ну и ну. Однако же научили тебя, я вижу. Совсем на себя не похож.

Зиявутдин усмехнулся.

– Да научили. Учителя там, кстати, свои же. В Турции наших достаточно. И даже более чем. А самим туркам как мне кажется, абсолютно все равно, что тут у нас происходит. Поэтому нам там очень радостно. Тоска большая есть у многих по родине. Вот и я не выдержал, тоже затосковал и приехал.

Маширбек хмыкнул:

– Ну что же раз приехал так включайся в дело. Соберем надежную группу и устроим местным коммунистам небольшую головоломку. Главное соблюдать дисциплину. Чекисты тоже ведь не дремлют. Ныне Керима Мамедбекова поставили у них главным. Чтобы земля под ним разверзлась.

– Что я должен буду делать? – как – будто спокойно, даже несколько равнодушно спросил Зиявутдин.

– В первую очередь надо узнать, что это за канал будет. Также надо будет выяснить, кто является архитектором всего этого дела.

– Скорее всего, наверное, не архитектор, а инженер…

Хозяин махнул досадливо рукой.

– Какая разница. Потом надо будет взять на заметку особо ретивых участников, чтобы знать, с кем имеем дело. Вот этим ты и займись.

Зиявутдин удивленно вытянул лицо.

– Как же я турецкий подданный должен буду всем этим интересоваться? Я заведую пряжей и медом. В этом случае меня могут уличить.

Маширбек внимательно посмотрел на него.

– Ладно, там посмотрим, что делать. Только подальше держись от своего родственника.

– Про Сайгида говоришь?

– Именно про него.

– Не думаю, что он меня узнает, – констатировал Зиявутдин и, усмехаясь, потрогал двумя пальцами свою бороду и усы. – А потом ты сам сказал, что я изрядно постарел.

– Все равно. Веди себя максимально осторожно.

Зиявутдин кивнул. А Маширбек еще раз, втянув в ноздри, остатки табаку, что держал на мягкой белой ладони, добавил:

– Как только Аким вернется из Франции, проинформируем его обо всем. А сейчас давай укладываться спать. Располагайся здесь на лежанке. Думаю, тебе будет удобно.

Юнус проснулся, когда солнце уже высоко поднялось над городом.

Выпив из большого ковша холодной воды, он торопливо вышел на улицу и досадливо чертыхнулся: вчера обещал маме с утра запрячь лошадь и на подводе отвезти ее на рынок.

Да вот незадача: оказывается, немного проспал. Мама ушла сама на базар.

Здесь в Петровске они жили на окраине. И это позволяло его маме содержать небольшое хозяйство.

В неделю два раза Саният отправлялась на рынок, чтобы продавать там яйца, сметану и молоко.

Сейчас, когда в стране была объявлена новая экономическая политика, было позволено заниматься частной торговлей.

Некоторая часть населения (конечно, кто мог) открыли даже свои небольшие лавочки.

Жизнь у Юнуса в его 24 года складывалась по его собственному мнению не очень удачно.

Хотел было поступить в педагогический техникум, но из-за семейных обстоятельств не смог.