Олег Герт - Десять вещей. Проза и стихи

– То есть… в нём только я?

– А вы видите что-то другое?

– Нет.

Это не может быть реальностью, подумал я. Он меня опять морочит – правда, не знаю как.

– Но что это значит? – спросил я, – Я что: всегда смотрю только на себя?

– Когда вы без очков – да. Но очки мешают вам это заметить. В очках вам постоянно кажется, что вы смотрите на других. На мир, который вокруг. Якобы. Вы критикуете других, осуждаете других, спорите с другими, завидуете другим…

– А разве других – нет?…

– А вы видите какой-то мир? Кого-то ещё, кроме вас?

Мне нечего было ему ответить. Я смотрел прямо перед собой, и понимал, что смотрю только на себя. На себя и свет.

Я не знаю, сколько это продолжалось. Минуту, две, десять… Может быть, час?

А потом он очень мягко, своим фирменным жестом, надел мне на нос очки.

Он смотрел на меня доброжелательно, чуть с беспокойством, как врач, наверное, смотрит на вышедшего из комы пациента.

Телефон на стойке снова зазвонил, – я вздрогнул от неожиданности. Он не снял трубку.

– Где Лу? – спросил я.

– На улице, – ответил он.

Я посмотрел сквозь стеклянную дверь. Клетчатая рубашка маялась в тени навеса, огненный кроссовок ковырял булыжную мостовую.

Лу. Или?..

Я повернулся к нему.

– А Лу?… – спросил я.

Он улыбнулся и слегка поклонился.

– Ждёт вас на улице, – мягко ответил он.

Я неловко повернулся к двери. Я всё ещё не мог придти в себя.

– И вот! – сказал он уже своим привычным, громким и поставленным голосом, – Примите подарок от нашей фирмы. С глубоким уважением. Для вас и вашего… вашей… для Лу.

Он протягивал мне аккуратный сверток.

– Спасибо, – сказал я, – Мне, право, неловко… Это – очки?

– Прекрасные очки, – подтвердил он, – Последние поступления. Примите. Не скрою – в рекламных целях… Но и от искренней симпатии.

Я взял свёрток.

– И что я увижу? – спросил я, глядя прямо ему в глаза.

Он помолчал и слегка кашлянул в кулак.

– В общем, это не важно, – сказал он наконец, – Самое главное вы уже увидели. А очки… Модели меняются, скоро будут новые поступления. Мы ориентируемся на ожидания клиентов… Ожидания клиентов – основа работы нашей фирмы, сэр!

Я кивнул ему и вышел. Звякнул колокольчик.

Вихрастый затылок ткнулся мне в щёку.

– Ну, ты чего застрял?

– Лу…

– Чего?

– Я в очках?

– Нет.

– И ты нет…

– Ты чего – перегрелся?

– Нет, Лу. Нет, заяц. Вот – нам подарок. От фирмы.

С тех пор прошло полгода. Когда мы прилетели домой, я пробовал найти на карте города ту улицу, тот дом и тот магазин. Улицу нашёл, а вот дом, магазин – поди разбери… Адреса я, сами понимаете, не запомнил.

В пакете оказались отличные горнолыжные очки – они прекрасно подошли Лу. Самые обычные очки, безо всяких фокусов – я проверил.

Только вот от дурацкой привычки всякий раз лихорадочно ощупывать переносицу, оказываясь в ситуации стресса, я с тех пор никак не могу избавиться.

Пытаюсь избавиться от очередных очков?

Провалиться бы ему, этому Йозефу, с его весёлым магазином…

«…И от неё зависит направлять мужчину туда,

куда его хочет повести Господь Бог»

(Г. Ибсен)

«Горы очень разнообразны. Чаще всего они образуют горные страны,

в которых можно найти вершины – отдельные горы,

заметно возвышающиеся над общим уровнем горной страны»

(Русский географический справочник)

К подножию Кар-Дага экспедиция подошла уже ближе к закату. Усталые измотанные люди заботились прежде не о себе, а о лошадях: скидывали с дымящихся лошадиных крупов тяжелые тюки, обтирали ветошью лоснящиеся от пота спины, ухаживали. Головин запустил пятерню в гриву ближайшего коня, потрепал, втянул ноздрями неповторимый походный запах – запах усталости и надежды. Конь всхрапнул.

Кар-Даг высился над деревней давящей громадой. Высокий, гордый, непокоримый с виду, он казался, как каждый боец с прямой спиной, выше своего роста. В географических справочниках высота горы указывалась по-разному – от 2055 до 2078 метров, но от подножия гора казалась Эверестом.

Деревня была узкой и убогой. На каменистой серой почве ютились наспех приляпанные друг к другу, грязные, нищие домики. Деревня уходила петлей в лощину, и дальний ее конец отсюда выглядел как ласточкины гнезда, приклеенные к скале.

Завернутые в меховые тулупы эйгуры, почти неразличимые по внешности и возрасту, копошились вокруг экспедиции, помогали нести вьюки, ружья, провизии. Уставшие путешественники молчали, слышен только был, как и всегда, звонкий голос Рицкого, улыбающегося румяного брюнета, похожего на основательно погрузневшего Лермонтова. Ефремов, кругловатый, сутулый, плотно завернутый в плащ, с нахлобученным на шею капюшоном, тащил свой тюк сам, без помощи эйгура, не доверяя также и оружие. Потехин устало ругался и подгонял угодливо улыбающихся аборигенов. Усатый Никитенко, по-военному молодцевато-подтянутый, зычным командирским басом распоряжался уже об ужине.

Низкорослый кривоногий охотник подошел к Головину вплотную, блеснул щелочками глаз и растянул рот в щербатой улыбке.

– Здравствуй, командир, – сказал он, – Проводник ждет вас. Еще утром ждали вас… Проводник хороший, опытный. В прошлом году также экспедиция шла – довольны были. Но только до верхнего ущелья дойдет с вами. Там – деревня, другого проводника возьмите. Наши здешние дальше верхнего ущелья не ходят. Прошлый год тоже экспедиция была – хотели с нашими до вершины идти. Но наши не ходят.

– Погоди, – устало сказал Головин, – Знаю, слышал. После поговорим.

Он положил руку на плечо старика, слегка пожал, отпустил и неторопливо зашагал вслед за Ефремовым и Потехиным к ближайшему домику.

В лощине клубился туман. Холодный предгорный воздух обжигал гортань, забирался под воротник, заставлял укутывать шею и лицо. Снег лежал на террасах горы белой чистейшей скатертью. Ниже, к деревне, и между домами, и посредине того, что можно было назвать улицей, тут и там белели клочки этой скатерти, но основная масса снега была густо перемешана с бурой глинистой грязью. Солнце не пробивалось сквозь тучи.

Эйгуры стояли на порогах домов, приветливо улыбались, даже слегка кланялись. В нищей, удаленной на десятки километров от ближайшего города деревне, те небольшие деньги, которые платили местным жителям геологи, географы и прочий путешествующий научный люд, были существенным подспорьем. Из-за денег, как считал циник Барсуков, или в силу природного добродушия и гостеприимства, как убежден был Головин, эйгуры экспедиции всегда ждали, принимали хорошо, обеспечивали ночлегом и горящей едой, заботились и старались не беспокоить без необходимости.