Игорь Левин - Разомкнутая черта. Роман

Светло-голубое с жемчужными переливами небо, рябая поверхность воды, широко разросшаяся трава, полнокровно насыщенная хлорофиллом листва то неистово вспыхивали, искрясь в серебристых бликах, то мягко тлели, накрываясь прозрачными тенями от раздутых пушинок редких облаков.

Солнечный свет, проникая в тонкую структуру ткани капронового платья, оттенял в стробоскопии движений серийную чреду изящных и эротически притягательных силуэтов. Во всём её облике было что-то готическое, неприкасаемо гордое, до предела утончённое, грандиозное и возвышенное. И узоры на платье мерцали, как стёкла витража готического собора, в веерных сборках складок переливаясь загадочным калейдоскопом интенсивных бордовых, пурпурных, ультрамариново-синих, ярких белёсо-молочных, золотистых и огненно-оранжевых цветов. На её ногах – белые носочки, а обута она была в открытые, отливающие глянцем карминовые туфельки с вырезом спереди у подъёма стопы и у пятки так, что крестообразно пересекались два ремешка. Передвигалась она настолько живо и легко, что казалось – она не ступает по земле, а лишь касается её маленькими каблучками, движимая летним ветерком, как парусный кораблик. Тёмного, кремово-шоколадного, цвета с аккуратно выровненной чёлкой волосы, собранные цельными объёмами цветка колокольчика, перебирал, играя, свежий ветерок; и солнечный свет золотистыми бликами проносился по изгибам прядей.

Я осознавал, что эта маленькая красавица вызывала во мне два противоположных чувства, два несовместимых отклика: благоговейный трепет (мысленно я готов был разорвать любого – даже самого себя – кто позволит себе прикоснуться к этому шедевру пластики с тёплым живым дыханием, к нежному бархатистому детскому телу) и грязную неотвязную похоть, от чего меня словно лихорадило и бросало в дрожь.

Эту девочку – юную девушку звали Ирой. Бывает, что стоит только посмотреть на человека – и сразу угадываешь имя. Ей шло сочетание этих двух гласных и одной согласной букв. И – идеал изумительного изящества, игра интеллекта и интуитивные идеи изменений, Р – ропот ручья и роскошь рощи, А – агония абсолюта. Она проходила – как пела, не произнося ни единого звука. И эта стройно нарастающая в экстазе, воображаемая мелодия её движений напомнила мне вокализ Рахманинова, где были слиты воедино в наплыве напористо вздымающихся ввысь звуков проникновенного пения восточные и древние славянские мотивы. В её облике была такая притягательная сила заново сочинённых по спутанным следам памяти поколений и поведанных судьбой сказок и преданий, что представлялось – вот-вот произойдёт какое-то волшебное действие. Но ничего не происходило: не было таинственных перемещений в фантастическую страну, где в ином измерении она предстала бы маленькой прорицательницей, владеющей секретами колдовства; яркокрылые бабочки не превращались в парящих эльфов, корявые пни – в гадких троллей, а прошмыгнувшая в лопухах ящерица – в хранительницу подземных сокровищ.

Ира могла подолгу молчать, наблюдая мою реакцию. Потом о каких-то пустяках непринуждённо завязывался разговор. И непонятно, как это случалось: то ли я сначала невпопад о чём-то её спрашивал; то ли она, моментом развязывая туго затянутые мной узлы задумчивого молчания (в нескромном разглядывании и завороженном созерцании её лица и фигуры), сообщала мне о себе, о своих воспоминаниях, впечатлениях и переживаниях, связанных с семьёй, с новыми интересами, с обстановкой в лагере отдыха, с подругами и друзьями, со знойной летней природой… В этом диалоге иногда пересекались наши взгляды – мой, в котором читалась неумелая попытка скрыть страстное влечение, и её – сосредоточенный, чарующий. Она подлавливала мой взгляд, искоса посматривая на меня, спокойно и изучающе, со скрытой ироничной усмешкой, с благородным великодушием победителя – и я тут же в смущении, как застигнутый врасплох воришка, отводил свой примагниченный к её прелестям взор.

Мы прошли очень далеко вглубь леса, пробираясь от одной освещённой поляны к другой. Крупные ярко-зелёные пятна под дирижированием солнечного света нежно вальсировали на сочной траве. О чём-то шептались коренастые дубы с кокетливыми липами. Я почему-то, разоткровенничавшись, завёл разговор о тех мистических переживаниях, которые меня беспокоили в последнее время:

«Ира, ты знаешь, я стал ощущать в себе какие-то скрытые силы, о которых раньше не подозревал, какую-то энергию борьбы и протеста. Мне иногда кажется, что природа разговаривает со мной тоненькими голосами шепчущих лесную песню новорожденных трав или гулким басом многолетних дубов и сосен, что солнце начинает светить ярче, лишь стоит мне минуту на него неотрывно смотреть, пока не замигает в глазах ярко-синее пятно, коронованное неистовыми вспышками белых лучей. Мне кажется, что я могу повелевать движением облаков и приказывать ветрам, что течение реки становится послушным моей воле, что одной лишь мыслью могу вызывать дождь или град, останавливать или ускорять падение камней. Но я не знаю, для чего и зачем мне это дано. Я хочу многое понять, но чувствую, что наградившие меня этим даром отняли у меня способность понимать его предназначение. Я задаюсь мысленно этим вопросом постоянно, я думаю об этом – так хочу узнать, как это всё можно применить, как с этим жить, что с этим делать? Но не могу получить ответ на свой вопрос – он завис между двух миров, просто застрял в непреодолимых стенах, ограничивающих пространство, втиснутое в ячейки времени. И меня не слышат или не хотят слышать там – за пределами этого мира. Как бы я хотел узнать… понять, кто я и что я в этой жизни. Но я не могу даже приблизиться к разгадке. Я постоянно чувствую нарастающую силу сопротивления…»

Ира во время моего рассказа сначала хитровато улыбалась, когда не получалось делать вид, что серьёзно слушает меня. Она выслушивала меня как человека, желающего произвести впечатление, грубо запудривая мозги бахвальством и россказнями о своих сверхчеловеческих, демонических способностях супермена. Потом она откровенно скептически пристально смотрела мне в глаза, как бы уличая меня своим магнетическим рентгеновским взором. А в конце не выдержала – рассмеялась звонким, заливистым открытым смехом, так что уже не могла остановиться.

«Ира, перестань! Я понимаю: ты мне не веришь. Ну правильно – в это сложно поверить. Я и сам себе не верю… Ира, ну хватит! Хватит! (Она заливалась смехом всё громче). Да хватит же! Посмотри – над нами сейчас проплывает большое облако. А я хочу видеть солнце (я говорил сквозь её непрекращающиеся „а-ха-ха!“, она меня больше не слушала). Я очень хочу его увидеть! Я хочу разомкнуть пределы этого мира, понимаешь?! Разомкнуть, преодолеть все преграды, всё перевернуть вверх дном, пока не раскопаю истину!»