Аглаида Лой - Цветок жасмина (сборник)

Ответа не последовало. Оказывается, той же ночью она улетела в Аргентину.

Через день они поговорили по скайпу. И еще примерно полгода разговаривали и перебрасывались CMC-ми. Но интервалы между встречами постепенно удлинялись. Она поступила в университет Буэнос-Айреса и, судя по всему, с головой окунулась в студенческую круговерть. Иногда рассказывала о приемах в посольстве и светской жизни столицы Аргентины, неотъемлемой частью которой теперь стала и она. И Влад буквально физически ощущал, как неумолимая судьба все дальше относит их друг от друга.

Потом она замолчала совсем. От Сергея, родители которого поддерживали отношения с родственниками Ясмин, он узнал, что у нее в Аргентине появился достойный жених, внук бывшего президента, и недавно состоялась помолвка. Влад нисколько не удивился, все должно идти своим чередом. В тот вечер, придя домой с занятий, он отыскал в интернете «Элегию» си-бемоль Сергея Рахманинова («Обязательно в исполнении самого Рахманинова!» – словно услышал он далекий голос Ясмин), и включил колонки на полную мощность.

Прошли годы. Влад многого добился и теперь заведует кафедрой в своем бывшем университете. Семейная жизнь у него тоже сложилась удачно, хотя без особых страстей и любви. К жене, она тоже преподаватель, он искренне привязан, но никогда не читал ей стихов. У них двое детей и небольшая дача в дальнем Подмосковье. Жизнь его размеренно катится по наезженной колее. Но иногда ночью ему снится залитый лунным светом сад и благоухающий куст жасмина, усеянный полупрозрачными белоснежными цветами, – тогда он внезапно просыпается со сладкой болью в груди и влажными от слез глазами. К сожалению, это происходит все реже и реже.

На переломе тысячелетий зима выдалась по-настоящему сибирской. Всеобщий перестроечный разброд, длившийся уже несколько лет, привел к резкому падению производства и опустошению городской казны настолько, что даже не хватало денег сделать зимние запасы топлива для ТЭЦ – и уголь из Кузбасса везли и использовали буквально с колес. Температура в системах отопления поддерживалась минимальная – только чтобы батареи не перемерзли, хотя зачастую случалось и это. Вследствие этих всероссийских катаклизмов в квартире было настолько холодно, что я обитала, в основном, в маленькой комнатке, служившей спальней, где занавесила одеялом окно, постелила на пол ковер и весь день держала включенным обогреватель. Но, несмотря на все эти ухищрения, температура в комнатке держалась на уровне +12 градусов; в кухне было не более +5 – так что трехлитровые банки с водой, стоявшие на кухонном подоконнике, которые я держала на случай отключения воды, что случалось нередко, не просто покрылись льдом, а промерзли насквозь и полопались.

Поздним вечером 7 января я сидела на диване в маленькой комнатке и читала, укрывшись пледом. В ногах дремала Зоська. Неожиданно в прихожей на журнальном столике зазвонил телефон. Высовываться из сравнительно теплого помещения на холод, царивший в прихожей и коридоре, не хотелось, однако телефон все трезвонил, и я покинула свое уютное гнездышко под шерстяным пледом и взяла-таки трубку. Голос был незнакомый и молодой. Парень представился Гаркаускасом, заявил, что прочитал мою повесть «Призрачный возлюбленный» в «Сибирских огнях» и вот решил позвонить. Один из героев той моей повести действительно именовался Гаркаускасом, причем, он мистическим образом периодически вторгался в жизнь героини повествования, проявляясь в реальности через какие-либо действия, но, не материализуясь в обычном человеческом облике. По сюжету получилось довольно завлекательно.

Пока неизвестный парень сначала от имени Гаркаускаса, а потом и от себя лично признавался мне в любви, я слушала его вполуха и отделывалась ироничными замечаниями, предпринимая одновременно тщетные попытки ухватить кошку. Зоська, едва я покинула комнату, естественно, ринулась за мной, и когда я стала говорить по телефону, вскарабкалась по спине мне на плечи, а потом взгромоздилась на голову и вцепилась в волосы. Вести серьезные разговоры о любви в таком экстремальном состоянии я, конечно, не могла и, буквально умирая от смеха, одной рукой держала трубку возле уха и слушала горячие признания (что не было мне неприятно), а другой пыталась ухватить за шиворот вконец обнаглевшее животное и оторвать от волос. Наконец, мне это удалось, и я отшвырнула маленькую дрянь в сторону. Разумеется, все это доставило Зоське массу удовольствия и, задрав хвост, она удрала в другую комнату, явно ощущая себя победительницей.

Это была не первая моя публикация, и из предыдущего опыта я уже знала, что мои произведения иногда оказывали на некоторых представителей противоположного пола своеобразное воздействие. Человек искренне влюблялся в созданную моим воображением героиню, которой в реальной жизни я отнюдь не являюсь, и переносил свою влюбленность лично на меня. Поэтому после каждой публикации повести или романа мне вдруг начинали названивать взволнованные мужчины, жаждущие со мной познакомиться; иногда дело доходило и до неожиданных посещений, не всегда приятных, ибо люди эти были, как правило, весьма неуравновешенные.

Вот и с этим молодым человеком я разговаривала достаточно взвешенно, вежливо давая понять, что звонить не стоило. Старалась его не обидеть, но при этом развлекалась от души. Парень явно уловил мое настроение, однако продолжал оставаться смертельно серьезным. Под конец разговора еще раз сообщил, что это не розыгрыш, что он действительно меня любит и что в том же журнале, в котором напечатана моя повесть есть и его стихи. Сам он так и не решился представиться.

Я положила трубку – и тотчас выбросила этот разговор из головы. Вернулась в комнату, закрыла дверь, забралась под одеяло и взялась за книгу. Скоро в дверь стала царапаться Зоська, которая не чувствовала за собой никакой вины, ведь я была ее и только ее хозяйкой, большой кошкой, кошачьей мамкой, – следовательно, принадлежала только ей. Я пустила кошку в комнату, она забралась мне на колени, свернулась клубком и громко замурлыкала. Такая нахалка!

Обитали мы с Зоськой на пару в небольшой квартире на первом этаже. Иногда я мысленно проклинала себя за свое необдуманное решение взять сиамского котенка, необузданный нрав которого порой меня просто пугал. Я ходила на работу исцарапанная, а, возвратившись домой, тотчас натягивала толстый купальный халат, потому что подросшая кошка изобрела своеобразную игру, которую я окрестила «кошкодром». Она подстерегала меня и выжидала, когда я потеряю бдительность. Улучив момент, Зоська, словно молния, выскакивала из своего укрытия, взбегала по моей спине вверх до шеи, разворачивалась, неслась по спине вниз, – и пряталась где-нибудь под диваном или шкафом. Даже толстый халат не спасал от острых когтей. Я издавала вопль ярости и боли, потом ругала Зоську, – а довольная кошка выглядывала из своего укрытия и на ее мордочке была написана сардоническая усмешка.