Адвоинженер - Две части целого

Поднявшись на этаж и занеся руку, чтобы постучать, внезапно опомнился.

– Стоп, я ведь живу выше Сереги, – выше, а не ниже!

Взлетев на два пролета, почувствовал облегчение – все оказалось на месте, и дом, и дверь, и мать, которая, теряя терпение, ждала на лестничной клетке.

– Мама, ты здесь, как хорошо! – кинулся я к ней.

– Ох, хитрец! – улыбнувшись сказала она, ибо внезапная нежность сына растопила былую строгость – живо чистить зубы и спать, завтра поговорим.

Я засыпал счастливым, – человеком, который потеряв, справился, – выстоял и в награду обрел свой прежний замечательный мир.

Как-то у магазина «Молоко» мы ждали маму, пока она прохлаждалась сразу в двух очередях.

И чтобы не терять времени даром, отец решил проверить скорочтение сына. Благо, киоск «Союзпечать» оказался рядом, и мне было предложено прочесть название журнала, выставленного внизу, – аккурат, по росту.

Увидав первую и последнюю буквы, я срочно выпалил слово «змея», полагая, что папа не очень серьезен в своем стремлении добиться от ребенка ранней грамотности.

– Чтоооо?

– Заааамок.

– Читай по слогам!

– Зна-ни-е.

– Не отгадывай, читай.

– Зме – на, нет, зна-ме-ня, за-ми-ня… а, вот – змеина!

– Сколько можно гадать, я же сказал, – по слогам!

– Знамя, – поспешил на помощь ангел, – дорогой, он почти все правильно прочел, правда.

Но дорогого уже трясло.

Во-первых, била гордость за отпрыска, а во-вторых, отчаянье от невозможности приведения в исполнение приговора здесь и сейчас.

Долгие годы аукалась мне эта «змеина».

Году в семидесятом папа помог Лене вступить и, главное, оплатить взнос в кооператив, в результате, они с Гошей съехали на улицу Елькина в однокомнатную хрущевку.

Не помню в честь какого праздника, но мне разрешили погостить там с ночевкой. Протрепавшись весь вечер за чаем, улеглись поздно, но наутро все же собрались гулять.

– Само собой, только во дворе! – честно наобещали мы тете Лене.

Ну, и само собой, Гоша сразу предложил пойти смотреть секрет, до которого ходу оказалось немного – минут пять дворами.

Когда пришли, Гоша, перейдя на секретный шепот, предупредил:

– Если хотим остаться в живых, необходимо хорошенько спрятаться.

– От кого? – немного испугавшись спросил я.

– Немцы! – важно процедил он.

Я все понял, и мы мигом залегли в кустах.

Через некоторое время донесся странный гул, шипение, стук, а потом раздался длинный пронзительный гудок.

– Что это?

– Смотри!

И тут я его увидел – это был самый настоящий, взаправдишный, живой, черный, шипяще-стучащий, весь из себя кривошипно-шатунный и стремительно приближающийся паровоз.

Удивительность момента заключалась не столько в самом паровозе, хотя и в нем тоже, сколько в его близости – он шел, практически, по двору.

Глава 2. «Дороги»

В далеком сорок девятом году в парке Гагарина построили детскую железную дорогу, обслуживанием которой в семидесятых годах занимались юные железнодорожники.

Мы смотрели на них, как на самых счастливых в мире детей.

Во-первых, они носили форму железнодорожника, во-вторых, могли кататься целый день бесплатно, а в-третьих, в силу принадлежности к высшей касте, не обращали на простых смертных никакого внимания, иначе говоря, смотрели на своих сверстников, и на меня в том числе, сверху вниз.

Но в семьдесят втором итальянский дядюшка сделал незабываемый подарок – электрическую железную дорогу made in Germany.

Там было все – и паровоз с тендером, и четыре вагона, один их которых почтовый, и составные рельсы, и пульт управления.

Из тогдашнего «лего» я построил станцию, водокачку и замок, а из железного конструктора собрал семафор, кран и шлагбаум. В дело пошли пластмассовые рыцари и оловянные солдатики.

Также удалось «одолжить» у бабушки малюсенькую сувенирную елку, из книг отлично получились туннели, а мамин плед и декоративные подушечки помогли создать ландшафтную основу всей композиции и даже складки местности.

Сколько времени я провел на полу, наблюдая движение состава и вагонные сцепки, разгрузки и погрузки, столкновения и аварии, захват поезда и оборону замка, одному богу известно.

Я не только исполнял проводника, но одновременно был машинистом и защитником замка, сцепщиком и догоняющим поезд тамплиером, заправщиком и, конечно, самым неуловимым мстителем Зорро.

Прошло время, железнодорожные страсти улеглись, забылись детские дороги, появились новые увлечения.

Однажды, в возрасте восемнадцати лет, я, Элька и Вася, проведя ночь в полнейшем авангарде, – прослушивании «King Crimson» и «Genesis» под жуткий египетский бренди, – решили проветриться. В конце концов, добрались до парка и пошли по шпалам той самой дороги.

Естественно, беседовали только на авангардном языке и исключительно на авангардные темы: о минимализме, отказе от сервантов, буфетов и слоников, сюрреализме, отсутствии вкуса к настоящей музыке у всех, особенно, учителей и родителей, необходимости носить джинсы и только джинсы, тупости тех, кто стрижется коротко, включая похвалы Г. Гессе и В. Высоцкому.

И тут Вася нашел гриб, – сначала один, потом другой, третий.

Я было поспешил за ним, но взгляд случайно зацепился за литую надпись на рельсах «Krupp 1901».

Как могло получиться, что рельсы нашей советской, пусть и детской, железной дороги изготовлены самым вражеским врагом?!

Это теперь Крупп не страшен, а тогда, – ужас, друг фюрера, капиталист, поджигатель войны.

И каким ветром занесло на железную дорогу, построенную в 1949 году в городе Челябинске, немецкие рельсы из 1901 года?

Ответа я не знаю до сих пор. Другое дело, нужен ли он мне. Согласитесь, вполне достаточно самого факта в его непреодолимой загадочности.

Глава 3. «Феодосия»

Каждое лето дед Митя и баба Поля, во укрепление иммунитета и всякого нужного здоровья, возили меня в Феодосию, где проживали родная сестра бабы Поли Лиля, ее муж Миша и дети – Вовка с Маринкой.

Как мы всемером размещались в двухкомнатной хрущебе, – ума не приложу, но факт остается фактом, – ежегодно гостили по два месяца.

Там я узнал море, возненавидел медуз и полюбил ракушки, научился плавать, приохотился нырять с маской и трубкой и даже пробовал под руководством деда самостоятельно грести на лодке.

До моря идти было прилично, ибо стараниями тети Лили, для получения права на столовское питание, нас прикрепляли к далекому ведомственному санаторию.

При входе на пляж висела доска, куда каждое утро, день и вечер заносились данные о температурах воды и воздуха, а также о волнении моря в баллах.

Бывало даже так, вечером вода +25, а утром +9. Дня два никто не купается, а на третий снова +25.

Дед внимательно изучал цифры, долго думал и после выносил вердикт – можно или нельзя купаться.