Марина Клингенберг - Ангелы Зодиака

Это был последний рабочий день перед моим отпуском. Я взял его в промозглом ноябре, с трудом таща не свойственную мне усталость. На клинику свалилось небывалое количество судебных исков (как минимум пятьдесят процентов которых – совершенно за дело), все находились в страшном напряжении, и это сильно выматывало. Поэтому я решил провести с месяц дома, тем более что уже давно не был в отпуске.

Предвкушая отдых, я даже не обрадовался, вопреки обыкновению, новому пациенту – девочке девяти лет, – а воспринял ее появление у себя в кабинете с некоторой долей досады.

У Катерины, как и у матери, были пышные темные волосы, что было их единственным сходством, почти черные глаза, круглые и блестящие, как у белки, остренький нос и полные губки, сложенные в рассеянную полуулыбку. Она взволнованно теребила лямки своего джинсового комбинезона с аппликацией в виде морской звезды на грудном кармане.

Мать объяснила, что дочь говорит странные вещи, и ее это беспокоит. На лицо девочки при этих словах легла печать недоумения. Я разрывался между тем, чтобы успокоить мамашу вдохновляющей проповедью о силе детского воображения и порекомендовать хорошего детского психиатра, но какая-то чертова муха, укусившая меня в тот день, заставила меня сначала спросить девочку, какими историями она потчует свою мать. Ребенок, что называется, завис. Мать потребовала, чтобы она рассказала про камни.

– А, – Катерина улыбнулась, обрадовавшись, что поняла, чего от нее хотят. – Маме не нравится, что камни рассказывают мне разное.

Тут я заботливую родительницу вполне понимал. Кому понравится, когда с его ребенком беседуют камни?

Я попросил Катерину расстегнуть комбинезон и снять свитер, и она снова взволнованно затеребила лямки.

– Уколов не будет, – пообещал я ей. Меня всегда смешила твердая детская уверенность в том, что стоит войти в кабинет, и врач сразу уложит тебя на кушетку и вкатит какой-нибудь болезненный укол сугубо из собственной вредности.

– Тогда ладно, – Катерина заметно успокоилась.

Я быстро провел стандартный осмотр и задал несколько вопросов. Все было в порядке, никаких жалоб на обмороки, головные боли, переутомление, ночные кошмары. Никаких травм. Лекарств Катерине, по словам матери, в последнее время не давали, она не пила даже витамины.

– Я знаю, вы думаете, у меня эти, как их, глюсинации, – вставила Катерина.

– Галлюцинации, – поправил я.

– Ну вот это не они. Это ведь когда ты видишь и слышишь того, чего на самом деле нет. А камни есть.

– Бесспорно, есть. И что они тебе говорят? – спросил я.

– Да много всего, – Катерина пожала плечами. Вид у нее был откровенно скучающий, как если бы я спрашивал ее о задании на дом. Я это отметил. – Иногда истории разные. Иногда просто спрашивают, что и как.

– Камни не могут говорить, – не вытерпела мать.

– Почему?

Я задумался. Мать была права, но вопрос Катерины невольно ставил в тупик.

У меня на столе лежало пресс-папье, сделанное из минерала, вырытого и отшлифованного где-то в Сибири. Камень был красивый, фиолетовых оттенков, с крупицами блесток, но по сути это все же был обычный камень. Я снял его со стопки документов и переставил на край стола.

– Ну, смотри, вот камень. У него же даже рта нет. Да и откуда ему взяться? Он же неживой.

Катерина снова пожала плечами. Для нее это явно не было аргументом.

– Этот камень говорит тебе что-нибудь? – спросил я после продолжительной паузы.

– Угу.

– Что?

Я немного воодушевился. Даже если у девочки слишком живое воображение, распознать сочинительство в этой ситуации наверняка будет несложно. Что ребенок может придумать за несколько секунд?

Ответ соответствовал моим ожиданиям:

– Ворчит, что вы говорите, что раз у него нет рта, то он не может говорить. И еще что вы тоже можете говорить без рта.

Я взял листок бумаги и приготовился для порядка и во имя благосостояния клиники назначить пару анализов, а от себя лично дать ряд рекомендаций, как направить умственную энергию ребенка в реалистичное русло, где камни будут хранить молчание.

Но Катерина вдруг добавила:

– А еще он говорит, что вы ищите Луку. Это правда? В моей школе, кажется, учится мальчик, его зовут Лука, но он уже большой.

Ручка сама собой выскользнула у меня из руки и покатилась по полу. Мать девочки подобрала ее.

– Спасибо, – я взял протянутую ручку и неожиданно для себя спросил: – Откуда, интересно, камню об этом знать?

– Ну, их же много. Куда ни посмотришь – камни. И каждый что-то видит и слышит. А после, наверное, другим рассказывает. Не знаю точно. Да? – она посмотрела на камень, потом снова на меня, и серьезно кивнула: – Да.

– Прекрати морочить взрослым голову! – взорвалась мать. – И так постоянно! Не знаю, что с ней делать. Она все время подбирает камни и прикладывает их к ушам. И домой тащит. Я ей говорила – продолжит в том же духе, попадет в больницу для умалишенных.

Катерина снова впала в ступор. Я спросил ее, как она смотрит на такой исход, и девочка, подняв на меня глаза, со все той же подкупающей искренностью сказала:

– Не знаю. Почему слышать камни – и вдруг ума лишенный ? Если ты не слышишь, ты глухой. Это ненормально. Другие ведь слышат. Если вы не слышите камни, может, это вам надо в больницу? Есть больницы для врачей?

Я срочно засмеялся, в противном случае, думаю, опешившая мать отвесила бы ей оплеуху.

Отсмеявшись, я сказал Катерине подождать в коридоре. Она спросила, можно ли ей взять мой камень, получила разрешение и удалилась в обнимку с минералом.

Я обрисовал ее матери ситуацию с детским воображением, задал несколько вопросов о ситуации в семье – как отношения, болели ли близкие родственники психическими заболеваниями (на этот вопрос женщина ответила отрицательно, но перед этим ее лицо на мгновение окаменело, и в записях я смягчил ответ до «возможно») и так далее. Еще я выписал направление на анализы, попросил, чтобы, пока я буду в отпуске, Катерина вела дневник, в котором записывала, что именно, где и по какому поводу говорят камни или другие предметы, которым говорить не положено, и разрисовала все, если будет такое желание. Я объяснил, что, превратив эту навязчивую идею в творческую и довольно трудоемкую игру, мы узнаем, насколько серьезно дело, а заодно получим подробную информацию о галлюцинациях, если они есть, которую можно будет проанализировать. Напоследок я дал ей номер детского психиатра и посоветовал звонить ему, если возникнет такая надобность.

Мать приняла мои заветы близко к сердцу и вышла. Я приготовился сходить выпить кофе и уже встал на ноги, но дверь снова открылась. Заглянула Катерина и поставила на кушетку пресс-папье.

– Он попросил вам передать, чтобы вы не искали Луку, потому что Лука скоро сам к вам придет. До свидания!