Сергей Кобозев - Химические этюды

– Серёж, может пойдём домой, а? – тихонько попросил Игорюня. – Может хватит на сегодня страдать, а? Жизнь длинная – ещё наплачемся вволю.

Я молчал.

– Серёжа, – чуть слышно начала мадонна, – ты знаешь, до чего я дошла? Ты будешь осуждать меня (и правильно!), потому что я, как угорелая, страстно взялась заводить бесчисленные знакомства с мужчинами. Я так хотела воссоздать в своём сердце новый любимый образ, который смог бы вытеснить твой, что вешалась на шею чуть ли не первому встречному… Кто у меня только не побывал: и настоящие мирские боги, и церковные заводилы, и сущие аутсайдеры… Не удивительно, что никто из этих мужчин никогда не нуждался во мне как в личности – кому-то хотел поразвлечься на одну ночку, кому-то – получить мои щедрые подношения, кому-то – пожрать и одеться за мой счёт… Впрочем, это уже сугубо мои косяки… Я хочу заметить о главном: с ними моё сердце было пусто. Я не сгорала от любви к ним. Да, была нежность, была и страсть, но… Серёженька, с каждым разом я всё больше и больше убеждалась в том, что мне никто не нужен, кроме тебя. Они все чужие, а ты – родной, желанный, единственный… И я на все двести процентов уверена, что только с тобой я сумею обрести своё истинное счастье! – Женщина ласково взяла меня за руки. – И для этого счастья мне будет достаточно и одного твоего присутствия. Не переживай, я не буду требовать от тебя великих жертв и великой любви. Хотя в глубине души я верю, что ты обязательно полюбишь меня больше всего на свете, потому что это будешь уже не ты, а живущий в тебе Христос. – Папесса лучезарно улыбнулась. – А насчёт нашего будущего даже не сомневайся – я даю тебе слово, что со мной ты станешь самым счастливым парнем на свете!

Бульдыш прискорбно вздохнул и обратился к Диве:

– Дочь моя, ты ошиблась в этом человеке. Это легкомысленная тварь, впавшая в состояние детства. Больше всего на свете он боится брать на себя ответственность. Он не способен ни о ком позаботиться, не способен понять элементарные житейские проблемы. Он не желает над собой работать, но при этом хочет, чтобы все за ним бегали и дарили ему особое внимание. Да это типичный Обломов. Посуди сама: если он не может любить даже себя, то как он полюбит кого-то другого? Да, не спорю, во многом виноват его батя, который ещё в детстве убил в нём мужчину; и его матка, которая убила в нём личность; а также и он непосредственно, потому что убил в себе Господа… Эх, ну помяни моё слово: либо его казнят, либо он казнит себя сам! Либо онкология, либо гепатит… У этого севского ничтожества нет ни единого шанса на полноценное существование (не говорю уже о победах и радостях). И ад следует за ним по пятам. А этот придурок ещё на что-то надеется. – Игорюня повернулся ко мне злобно заскрипел зубами: – Кобозь, ты ужасен не только как писатель, но и как человек! Она права: ты не нужен даже Богу… Нет, безусловно, Он тебя любит. Вот только не нуждается в тебе. И в этом нет ничего удивительного. Вот я, допустим, тоже всех люблю, но не во всех нуждаюсь. Кто меня за это упрекнёт? Также и пастор не раз уверял церковников, что крепко меня любит, но, как я полагаю, абсолютно во мне не нуждается. А иначе как он тогда может без меня жить?.. Кобозь, не обольщайся: Господь о тебе не заботится. Он не слышит тебя. Он не знает тебя. Он смеётся над тобой!.. Серёга, извини, но, похоже, ты чересчур задержался в этом чуждом для тебя мире… И я бы с удовольствием затянул петлю на твоей шее! А ещё лучше выпей стопку корвалола и ложись спать, раз тебя цианид не берёт!.. Кобозь, я тебя люблю, но… лучше бы ты сдох! Заранее прощаюсь!

Мадонна сосредоточенно водила пальцем по моим бровям.

– Серёжа, снова прошло два года, а тебя всё нет и нет, – спокойно промолвила она. – И за эти два года я многое пережила и постигла… Будучи не в силах терпеть горечь разлуки, я поняла, что в таком состоянии мне как никогда нужно искать лица Божьего. И я взыскала его! Господь ответил на мою мольбу. Я услышала Его голос: «Не бойся. Мне не всё равно. Я забочусь о твоём сердце. Я это так не оставлю. Я веду вас друг к другу. Да не смущает тебя эта длинная, тернистая стезя. Вам многому предстоит научиться и испытать свои чувства». Серёженька, это был голос Самого Господа! Я ликовала от счастья! Мой Спаситель оживил меня! Это было настоящее духовное пробуждение! – В порыве чувств папесса весело принялась кружиться, увлекая меня за собой. – Мальчик мой любимый! Победитель мой! Я пообещала Богу, что сделаю от себя всё возможное, но никогда не отдам тебя дьяволу. Я пойду на любые жертвы, но вытащу тебя из этой трясины! Серёжа, если это реально, то я сама отправлюсь вместо тебя в ад, а тебе отдам своё место в раю!

Я был просто ошарашен. Как же можно так любить?

– Знай, Серёжа, что Господь верен, – женщина назидательно взмахнула пальцем. – Я много раз молила Его, чтобы Он хоть на одно мгновение показал мне тебя, славного моего писателя. И Господь самым удивительным образом сводил наши тропы! Помнишь те внезапные и мимолётные встречи в разных районах Брянска? Это было от Бога!.. Ах, Серёженька, как же я порывалась тогда стиснуть тебя в объятьях, но ты постоянно от меня улепётывал, как от чумной! – Досадно вздохнула. – Ладно, главное, что сейчас всё стало на свои места. Господь, как и обещал, привёл нас друг к другу. (Не спрашивай, как я тебя нашла. Скажу только одно: так было угодно Богу.) И как хорошо, что у тебя ничего не получилось с этой Вдовушкой! Ведь это так, правда? Не получилось?.. Чего побледнел?.. Эх, бродяга ты мой! – Жарко притиснула меня к себе и расцеловала мою шею. – Серёжа, ведь эта женщина совершенно тебя не любила. Она выкачала все твои скудные деньги, а затем вышвырнула тебя из своей жизни и умчалась к другому. Ведь так, да? Знаю, что так… Кроме того, пастору было откровение, что эта вдова только и делала, что посылала тебя за пивом и сигаретами, да заставляла писать её детям сочинения по литературе. – Папесса болезненно поморщилась, голос её дрогнул. – А взамен она мочилась для тебя в одежде и отдавалась по ночам. Позор!

– Хороший был симбиоз, – искренне одобрил Игорюня.

Я оказался на гране обморока. Такого коварного удара судьбы я не мог себе представить и в самых отчаянных мыслях! Как же мне стыдно, гадко и больно! «Ихь ту дир вех / Тут мир нихт ляйд! / Дас тут дир гут / Хёрт ви эс шрайт». (Rammstein)

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.