Maxime - Шлюха

На самом деле в глубине души Тимуру хотелось подслушать хоть разок, принять пассивное участие в том, что описывал Ваня как «характерный скрип кровати и тихие крики любви». Одного видео было недостаточно, невольно хотелось застать их врасплох. Хоть он и боялся этого момента. Если отчим будет выходить от Кати, наткнётся на него у двери в туалет, то, может, перестанет шастать к ней по ночам, рассуждал Тимур. Ему хотелось хоть как-то оправдать шпионаж. Выставить свои действия правомочными.

На пятый день ночных прогулок к туалету он наконец добился результата. За Катиной дверью действительно происходило нечто невообразимое: тихий ритмичный скрип дивана сопровождался сдавленным шёпотом и звуками, похожими на мышиный писк. Тимур почувствовал, как член становится колом, растягивает трусы в палатку. Он корил себя за слабость. Надо было войти в комнату и включить свет. Сказать что-нибудь гадкое, но он боялся ошибиться. В конце концов Катя могла просто мастурбировать. Или поигрывать ногой, слушая громкую музыку в наушниках. Куча разных вариантов рассеивалась перед одной истиной, которую Тимур принимал с тяжёлым сердцем: Катя трахалась с отцом. Вернее, он ебал свою дочь. Регулярно и по возможности жёстко. С этим ничего нельзя было поделать. Равно как и с эрекцией, которая неизменно возникала, когда возникали такие мысли.

Диван заскрипел чуть пожёстче, быстрее, пружины натянулись, застыли, потом наступила фаза расслабления. Скрип поднимающегося тела. Тимур проскользнул по коридору в зал, наблюдал сквозь щёлочку, как Павел Валерьевич покидает комнату Кати, закрывает за собой дверь в ванной. Затем отчим выходит, выключает свет и идёт в спальню. Ничего как бы не произошло.

Тимур крался на цыпочках к туалету. Его план вспугнуть любовничков с треском провалился. Они и не думали пугаться. Он приложил ухо к Катиной двери, сквозь щёлочку внизу лился тусклый жёлтый свет ночника. Катя приводила себя в порядок. Видимо. Внезапно злость охватила Тимура. Катя переехала к ним как чистая непорочная сестрёнка, они защищали её честь во дворе. Она держалась скромно, строила из себя цацу. А ночью предавалась разврату с отцом. Хороша девица, нечего сказать! Восемнадцать лет девочке! Сколько же она так ебётся, если совсем тормозов не имеет?

Тимур взялся за ручку, надавил и вошёл. Диван находился за углом слева, Катя лежала головой к дальней стенке, ноги согнуты в коленках, румяное лицо частично скрыто.

– Не спишь? – вполголоса спросил Тимур. Он едва сдерживался, чтобы не взорваться.

Она удивлённо вскинула глаза, пролепетала:

– Что-то не спится, – уставилась на него вопросительно. Зайти, конечно, никто не запрещал, особенно в четыре часа ночи, особенно если сквозь щель под дверью льётся свет, но всё равно без стука, без спроса. Ни Тимур, ни Ваня даже днём к ней не входили, хоть она и оставляла дверь открытой.

Тимур стоял перед ней в семейный трусах, это ещё больше смутило её. Он сделал два шага вперёд и замер посреди комнаты. Сложив руки на груди, уставился на неё буравящим взглядом, выражавшим всё: презрение, ненависть, ярость. Ей сразу стало не по себе.

– Думаешь, я не знаю, чем ты тут со своим отцом занимаешься? – прошипел он сквозь зубы.

Она захлопала ресницами, ротик невольно приоткрылся. Катя быстро соображала, металась между двух огней, внешне никак не проявляя волнения. Лишь руки задрожали под одеялом.

Она беззвучно вздохнула, так глубоко, что чуть не задохнулась, голова закружилась, и сон сразу как рукой сняло.

– Тимур, – она выдавила улыбку. – Он меня просто обнимал, тебе показалось.

Затаив дыхание, она следила за выражением лица сводного брата. Как много ему известно? Станет ли он рассказывать об этом маме? Она молила его немым взглядом не выдавать тайны, не видеть в случайных ночных звуках тайны.

– Показалось? – Тимур хмыкнул, стал в позу петуха. – Ты спишь с ним, неужели тебе не стыдно?

В его неумолимом взгляде Катя видела абсолютную уверенность в своей правоте. Этот взгляд и надломил её, она вдруг поняла, что не сможет так просто отвертеться.

Нервно сглотнула, отвела взгляд к стене. Всё кончено, теперь Тимур расскажет маме, и та закатит скандал. А потом будет мстить. Или чего хуже: подаст на развод. Всё из-за одного неосторожно подслушанного звука.

– Можно с тобой поговорить? – Катя бросила отчаянный строгий взгляд на Тимура. Он сразу поменялся в лице, критично уставился на неё:

– О чём? – спросил, продолжая стоять перед ней, расставив ноги на ширину плеч, сложив руки на груди.

– Присядь, – она рукой указала на свободный край дивана.

Он нехотя опустился рядом, согнул под собой левую ногу, используя правую для равновесия.

– Ты когда-нибудь любил? – спросила она грустным голосом.

Презрение медленно покидало Тимура, его лицо стало задумчивым, но вдруг вновь переменилось. Глубокая морщина протянулась над переносицей:

– А ты не могла влюбиться в обычного парня?

– Я и влюбилась.

– В кого?

– В тебя.

Он посмотрел на неё удивлённо, левая бровь приподнялась, недоверчивая улыбка заиграла на губах.

– Не веришь? – Катя улыбнулась светлой улыбкой.

Он хмыкнул, отвернулся.

– Ты мне сразу понравился, – она приподнялась и села так близко к нему, что он невольно попятился.

Её рука скользнула по ноге и сразу проникла под просторную ткань семейных трусов. Катя возбуждённо приоткрыла губки, выискивая член. Вот он! Ухватилась за разбухшую колбаску, погладила её.

– Какой красивый! – прошептала она, улыбаясь. – Можно я возьму его в ротик? – она спрашивала и одновременно наклонялась, тянулась губами к паху. Тимур сидел на левой ноге, ей пришлось стянуть с него трусы. В своём стремлении поскорее присосаться к члену она ни на секунду не теряла инициативы. Казалось, она думает и живёт только одной этой мыслью – поскорее взять член Тимура в рот.

Он вздохнул и задрожал, когда она накрыла его ротиком. Она стянула кожу, член быстро затвердел, прижался к лобку. Она оттягивала его молодую эрекцию, целовала головку, которая кривилась внутрь. Яички Тимура заиграли в пальчиках. Катя полностью выскользнула из-под одеяла, усадила Тимура на край дивана, сама опустилась перед ним на колени. Опускаясь, она затягивала его яички в рот, смотрела вверх, где он, откинувшись назад на локти, тяжело дышал. Он смотрел беспомощным молящим взглядом, прикрывая веки, смачивая сухие губы. Его сердце мощно и редко колотилось, от чего мелко вздрагивала и грудь, и кожа на животе. Катя ощутила странное удовлетворение от контроля, который произошёл между ними, передался от её губ к его члену. Страсть разгоралась: она вытянула грудки из маечки и, наклоняясь, гладила соски мокрой головкой, потом вновь ныряла ротиком на каменный разбухший член. Её шаловливый глаза уже свободно, миролюбиво, без лишнего заискивания встречались с глазами Тимура. Он лежал перед ней, полностью отдавшись её власти, её сводный братик, который теперь не станет рассказывать маме глупостей по одной простой причине: он сам совершает глупость, имя которой любовь. Она обжала член двумя ручками, надела сверху ротик и мощными ритмичными нажатиями принялась агрессивно сосать. Много времени ей не понадобилось. Рука Тимура нашла её лицо, волосы, он любовно гладил её, кончал беззвучно в ночной тиши. Охая едва заметно, испуская вздох, похожий на предсмертный, он опустился на спину. Поверженный. Она поймала и проглотила всё, что он выплеснул, и ещё долго доглаживала языком его член, спускаясь к мошонке, вытягивая яички, поигрывая с ними. Наконец она встала и поцеловала твёрдый пресс парня, поднялась к дельтам мышц на груди, приникла к солнечному сплетению щекой, дотянулась горячим кончиком язычка до сосочка. Тимур гладил её по головке, обнимал за плечи, его по-прежнему твёрдый член не хотел опускаться, завалился набок, упираясь ей в животик. Он руками спустился к попе, ухватился за ягодицы, раздвинул их, поиграл колобками. Катя игриво повиляла бёдрами, усмехаясь ему в грудь. В этот момент Тимур нашёл её губы, и они слились в поцелуе. Весьма страстном и непредсказуемом, потому что уже через минуту Тимур вновь ощутил прилив крови в члене.