Антон Алеев - Парк

Время для Маши остановилось. Её хрустальную сказку цинично разбили с издёвкой иронии судьбы. Арина предала её. Второй раз. Из неподвижного глаза Марии, широко раскрытого скатилась совершенно прозрачная вторая капля.

АНТОН

Парком это, видимо, можно было назвать исключительно благодаря прошлым заслугам. Я шёл по, когда-то, центральной аллее, взбивал ногами горы опавших листьев и слушал молчание. Изогнутые деревья грустно свешивались, нависая по обеим сторонам моей дороги. Убаюкивая и умиротворяя. Парк был пуст. Почти мёртв. Вдалеке, над кронами виднелся огромный круг колеса обозрения. Как своеобразный маяк или памятник. Я зачем-то направился именно на этот ориентир и минут через десять, если ничего не случится, должен был до него дойти. Я искал не пойми что. Я просто шёл по воспоминаниям.

Когда я проходил мимо высокого столба с допотопным громкоговорителем на верхушке, неожиданно налетел сильный порыв ветра, загудел в листве. Но не это удивило меня. А то, что из громкоговорителя гулко, с придыханием вдруг донеслось – «Ти-Хо!». Голос был металлический, идущий словно из могильной утробы. Я остановился от неожиданности, задрал голову вверх. Услышанное мною было нелепым, слово произнесли по слогам, негромко, но очень мощно. Меня нервно передёрнуло, и я затравленно огляделся. Никого.

Я сделал шаг назад и тут же поймал себя на стойком ощущении, что кто-то всё же пристально наблюдает за мной из ближайших кустов. Это было как навязчивый бред. Я боялся посмотреть туда, и, уговаривая себя, что ничего не случилось, принялся пятиться в сторону. Но чужой взгляд не исчезал, он продолжал давить и тогда я, не сдержавшись от обуявшего меня страха, побежал по аллее. Прочь, в направлении Чёртова Колеса, нависающего над Парком нелепым, поставленным на кромку, космическим блюдцем.

Я добежал почти до того места, где дорожка превращается в асфальтовую поляну, на которой покоится это глупое и громоздкое сооружение человеческого гения. Колесо обозрения было монументально и почти неподвижно, лишь самые высокие кабинки чуть раскачивались в такт пробегающему мимо ветру. Мне казалось, что я слышу жалобный скрип старых шарниров.

Я остановился и чуть нагнулся, уткнувшись ладонями в колени, чтобы отдышаться. Сердце в груди бухало молотом. Так я простоял пару минут под несуществующий скрип мёртвого колеса, раздумывая о совпадениях. Не исключено, что я был в этом Парке лет двадцать назад. Возможно, я даже стоял на этом самом месте. И лоток с копеечным мороженным так манил к себе, что затмевал свет. И сердце стучало почти также. Я был уже здесь. И у меня был билет, заветная бумажка на райский аттракцион. Индульгенция, которую в этот раз мне зажала жадная тётка в жёлтой шапке.

Возле опорного механизма была замшелая будка карусельщика с прибитой фанерной доской вместо окна. А возле неё располагалось что-то вроде закрытого сверху мангала с небольшой трубой, из которой лениво поднималась струйка белого дыма. Это было забавным – получалось, что кто-то недавно жёг в нём дрова.

У меня очень странный организм, никогда не угадаешь, что он выкинет в следующую минуту. Сейчас на меня внезапно напала сильная дрожь, которая бывает от холода. Я стоял и трясся от антарктического мороза, хотя было +10 по Цельсию. У меня зуб на зуб не попадал. Конечно, я держал в уме, что со мной и раньше было не всё в порядке в плане психосоматического здоровья. Например, при просмотре фильма, где несколько молодчиков остервенело лупят друг дружку, стоило мне посильней сосредоточиться, как у меня начинала идти носом кровь. Лилась потоком, словно это не тому бритоголовому, а именно мне только что прилетела увесистая плюха! Однажды, на концерте оперного певца, я впал в транс и потерял сознание. Было и ещё кое-что, можно перечислять дальше, но, главное, что для меня давно стало ясным, что я немного необычный. Вернее, мой организм. Да, ещё, я не умел плакать. Последний раз крокодильи слёзы катились у меня из глаз лет в тринадцать. А потом всё – как ни старайся, заплакать не получалось. Видимо, что-то произошло с моими слёзными железами. Короче говоря, когда мы с этим провокатором Карлой перебирали доступные варианты для моего самоубийства, я даже не мог расплакаться от жалости к самому себе.

Размышляя про все эти штуки, я отвлёкся, а в реальность меня вернул неожиданный окрик.

– Эй, на берегу! – услышал я хриплый, но уверенный голос из поднебесья. – Как там погода, не штормит?

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

– Слушаю.

– Лена? Это Лена? Здравствуйте!

– Вы кто?

– Я?.. Неважно. Я Оксана. Антон пропал.

– И?

– Я подумала, может, вы…

– А, я вспомнила, вы та любовница его?

– Я беспокоюсь просто, его четыре дня нет.

– Четыре дня… Нет, я не знаю где он. И звонок ваш пустой, ненужный, совершенно бессмысленный. Вам не станет лучше после разговора со мной.

– Но как же? Вы же понимаете, какой он?

– Нет, не понимаю. Когда я видела его в последний раз, он был абсолютно таким же, как при нашем знакомстве. Вместо Антона там был чёрный экран. Его мир – параллельные вселенные. Это тяжело для окружающих. Как вас угораздило опять с ним связаться?

– Так получилось.

– Вы глупая?

– Почему?

– Только очень глупая девушка не может не понимать, что он способен на очень страшные поступки. Он очень, очень, очень опасен!

– Да что вы такое говорите?

– Я говорю так, как есть. И если у вас осталась хотя бы капля разума, то прекратите никчёмные поиски и просто порвите с ним навсегда. Как раз подходящий повод.

– Вы очень жестокая.

– Нет. Это он жестокий, а вы никак не хотите этого заметить. Бегите от него без оглядки, пока не поздно. Иногда мне кажется, что он вообще не человек.

– Лена!

– Я предупреждала, что после разговора со мной вам не станет легче.

– Он указал в записке какой-то Парк. Не знаете, что это могло бы значить?

– Парк?! Тот самый?! Ох… Значит, всё ещё хуже, чем я предполагала. Послушайте, вы подвергаетесь очень большой опасности. Это всё очень серьёзно. Уезжайте куда-нибудь. В записке было только про Парк? Не было ничего про Подземелье?

– Что-что?

– В записке?

– Н-нет. Только про Парк.

– Уезжайте, Оксана, уезжайте немедленно.

– Но…

Короткие гудки.

АРИНА

Я думаю на мёртвом языке. Потому что не могу высказать самую суть моих мыслей. Я говорю какую-то шелуху, глупые, незначительные фразы, словно стараясь отвлечь саму себя, убедить в том, что масло не пролито, а иногда в том, что Аня и вовсе его не покупала [2].

А нет ли в зловещей классификации стадии вопросов?

Мне, как атеисту и материалисту совершенно неведомо, как я смогла свернуть на эту самую узкую улочку мироздания? Вдруг, пройдя квартал-другой, меня бы сбила насмерть машина? Что-то тут не так, в этих причинно-следственных построениях. Где-то затаился подвох.