Алексей Скульский - Интеллигентные люди. Сборник рассказов

Иногда Семеныч подрабатывал санитаром, то есть обмывал и одевал трупы, укладывал их в гробы и «продавал» родственникам (на языке санитаров это означало брать деньги в качестве благодарности). Деньги он любил, но работу эту делал неохотно. В тот день, о котором пойдет речь, Семеныч как раз подрабатывал санитаром. Было два вскрытия. Обе умершие – старушки с типичной советской судьбой, практически одинаковым набором болезней и минимальными внешними различиями. Первыми появились в морге два сына одной из умерших. Горя на лицах не было, хотя для демонстрации скорби оба попричитали немного: «мама, мама». Видно, заливали горе с утра, поэтому были сильно выпившие. Братья отдали Семенычу одежду и в ожидании выпили на улице, под окнами морга, еще по стаканчику – другому. Семеныч обрядил «маму» и уложил в гроб. Посмотрел на результат своей работы. Лицо покойницы показалось ему знакомым. «Надо по списку проверить», – подумал он, – «фамилию и адрес уточнить». Потом позвал сыновей. Те быстро погрузили гроб со старушкой на машину, сунули Семенычу деньги, бутылку водки и уехали. Пить Семеныч не стал, так как впереди была еще работа. Посмотрел в свой список, убедился, что знал старушку лет тридцать тому назад и внутренне успокоился – память не подвела.

Примерно через час приехали за второй покойницей. Семеныч принял одежду от дочери умершей. Быстро и красиво сделал свою работу и предъявил результат родственникам. Дочь сразу же и решительно заявила, что это не ее мама. Семеныч, любивший говорить про себя «тридцать семь лет не выходя из морга», намекая на свой жизненный и профессиональный опыт, в одно мгновение сообразил, что перепутал трупы старух. Конечно, из-за этих болванов-сыновей. Но, не теряя еще последней надежды, он произнес ставшую потом легендарной фразу:

– Болезнь, а в особенности смерть, сильно меняют облик человека!

Фраза не произвела должного впечатления. Началась истерика. Шум. Слезы. Семеныч понял, что нужны экстренные и неотложные меры, пока «сыновья» не отнесли на кладбище чужую маму. Он кинулся к гаражу, мгновенно договорился с водителем за две бутылки водки. Труп был погружен на машину, и они поехали по указанному в документах адресу. По пути Семеныч заехал к пивному ларьку, где за три минуты нашел себе двух бесстрашных помощников с сизыми лицами. Подъехали к дому. Квартира оказалась на четвертом этаже. Пока тащили гроб и его обитательницу наверх, Семеныч смутно припомнил некоторые подробности отношений с покойной. Бурный краткосрочный роман, закончившийся упреками и слезами. «Это она мне мстит», – подумал он, вытирая крупные капли пота со лба, хотя суеверным не был. Тем временем подняли, и не без труда, гроб с покойницей и внесли в квартиру. Поставили рядом с уже имевшимся гробом. Два гроба в маленькой хрущевской квартире смотрелись нелепо. Сыновья выпивали на кухне. Семеныч путано объяснил им, что нужно кое-что доделать в медицинских целях и в подтверждение своих слов достал из-за пазухи бутылку водки, полученную от сыновей два часа назад. Аргумент убедил. Пока братья пили и скорбели, Семеныч переодел трупы, поменял их и, немного успокоившись, выпил стакан водки с братьями. Потом внимательно посмотрел на два гроба и двух старушек.

«Как они все похожи, эти женщины», – подумал он и начал руководить выносом и погрузкой. Еще через час труп был доставлен в морг и выдан родственникам.

Если бы такое произошло в США или Германии – Семеныч опять попал бы в тюрьму или заплатил бы огромный штраф по иску за нанесенный моральный ущерб. Если бы такое случилось на Кавказе, Среднем или даже Ближнем Востоке – его бы просто убили. У нас свой путь. Семеныч получил сто рублей и бутылку водки. От перенесенного волнения выпил ее всю сразу, лег на кушетку в санитарской комнате и перед тем, как заснуть, безжалостно вычеркнул дрожащей рукой фамилию старушки из своего знаменитого списка. После этого случая Семеныч перестал подрабатывать санитаром, а вскоре и вовсе уволился.

Недавно я встретил его на улице. Умеренно пьяного. Он с гордостью сообщил мне, что получил справку о реабилитации. Теперь он называет себя жертвой репрессий. Стоит в специальной очереди на квартиру для репрессированных. Даже какие-то деньги за это получает от государства. На мой вопрос, как дела со списком, ответил коротко: «Все, подвел черту».

«Поэтом можешь ты не быть…»

Мои друзья и знакомые очень по-разному реагировали на мою работу врача-патологоанатома. У большинства этот вид деятельности вызывал интерес, смешанный с отвращением. «Как этим можно заниматься? Противно же! Я бы не смог». По-другому относился к этому Игорь Чурдалев. Он настоящий поэт. Видит и чувствует не так, как все остальные. В этом я еще раз убедился, когда после его настойчивых просьб пригласил его на вскрытие трупа.

Игорь интеллигентный человек. Его представления о том, что он увидит, были, главным образом, основаны на картине Рембранта «Урок анатомии доктора Тульпе». Для тех, кто забыл, напомню, что там изображен профессор с длинными завитыми волосами, в усах и бороде, одетый в бархатный камзол с гофрированным белым воротником. Вокруг – человек семь студентов, тоже одетых, как испанские гранды. А между ними аккуратный труп старика. Профессор ковыряется в руке трупа. Все очень чисто и пристойно. Шедевр, между прочим. В жизни все оказалось немного иначе.

Это была суббота. Я дежурил, и никого из докторов и начальства в морге не было. Предстояло одно вскрытие. Игорь приехал. Видно было, что он волнуется. Чтобы его немного успокоить и подготовить, я завел его в ординаторскую, сделал нам по чашке кофе. Мы выпили кофе, покурили, и я стал читать историю болезни умершего. Это был самый обыкновенный случай смерти от воспаления легких больного хроническим алкоголизмом. Единственной особенностью можно было посчитать то, что больной умер в городском наркологическом диспансере, где обычно умирают редко. Для врачей-наркологов это событие. Заведующий отделением обещал мне по телефону приехать на вскрытие, поэтому мы и не начинали работу. Ждали.

Я дал Игорю свой халат и шапочку. Когда он все это надел, то стал немного похож на врача. Закурили еще по сигарете, но не успели докурить, как появился доктор, которого мы ждали. Это был крепкого сложения невысокий мужчина лет сорока, очень серьезный и энергичный. Я видел его впервые. Он посмотрел на меня, потом на Игоря, выбрал почему-то Игоря, и начал рассказывать ему о том, как болел и умирал его пациент. Игорь серьезно и внимательно слушал, не перебивая. Иногда кивал.

Видя такую идиллию, я решил пока пойти и подготовить труп к вскрытию, а новоиспеченного поэта-патологоанатома и нарколога оставил одних. Что рассказывал нарколог Игорю в те десять минут, пока их не пригласили в секционный зал, я, примерно, знаю. Но что говорил в ответ Игорь, – даже представить себе не могу. Но, судя по всему, Игорь доктору понравился.