Леонид Кузнецов - Комикс про то, чего не было… Часть вторая

Странность этого обволакивающего сна заключалась еще и в том, что ему совершенно невозможно было противостоять. Понятно, что и не хотелось. С чего бы вдруг? Но даже если бы такая мысль в голову и пришла, сопротивляться сну просто не получилось бы. Он не спрашивал, чего ты хочешь, или чего боишься. И не дрался с тобой. Не ломился в твои стеклянные двери, а просто входил в тебя… Проникал сквозь твои нервы беспрепятственно, как в прозрачное. Как вода в сухую губку. Он пробирался через тебя, делая с твоим прошлым что-то удивительное, волшебное, непостижимое…

Уже и Леонтина встревожено заглянула сыну в глаза, однако, не обнаружив причин для беспокойства, лишь зябко повела плечами и привычным движением взъерошила его волосы. После чего громко шмыгнула носом и, стянув с его тарелки ломтик дыни, растаяла, не смешиваясь с этим чудесным запахом. Константин проводил тетку напряженным, несколько испуганным взглядом и вытаращил глаза на Ава, словно спрашивая, все ли с ним в порядке. На всякий случай Константин прикрыл ладонью глаза своей темнокожей наложницы, воспринявшей этот жест как начало какой-то новой, еще более откровенной игры и заулыбавшейся кузену уже всем лицом. А обольстительница Ава в этот момент как раз заканчивала свою песню. Она ничего не увидела…

На какой-то момент тишина подарила Аву отрезвление, и его обожгла мысль, что все, что он в последнее время делает – даже не плохо. Что это – преступление. Гадкое и жестокое. То, как он думает о Марии. Что позволяет себе, когда без спросу влезает в ее сны. Да, конечно, они оба вступили в такой возраст, когда в человеке просыпается необузданное. Еще ведь и Иосиф предупреждал, что после некоторых его заданий, кровь в жилах будет закипать с такой силой, что мозг может взорваться. Мария вон, похоже, с ума уже сходит и ничего с собой поделать не может. Но не она же насилует его по ночам, а он приходит к ней, пользуясь тем, что ее руки и воля связаны его преступным желанием! Правда, она не так отчаянно с ним борется, как могла бы. Царапается только и больно кусается. Но как-то уж подозрительно быстро она сдается. Как будто ей это совсем не противно!…

Краткая минута трезвости закончилось тем, что певунья за свое искусство посчитала себя в праве получить награду, о чем вот так прямо Аву и сказала. Не только глазами. Еще и руками. А вот уже и губы пошли в ход… Ну и… забылась Мария. Вместе с мимолетными угрызениями совести. В конце концов у Принцессы есть жених, так что – всего им хорошего!…

И все-таки, как запах может походить на лисицу? Да еще рыжую… – Ну, когда у тебя на коленях оказывается полуголая девица… Впервые в жизни! Настоящая, живая, которую можно трогать руками и она не рассыпается осколками сна. Более того, которая совсем не против того, чтобы ты как можно скорее удостоверился в ее реальности. И в реальности ее намерений. Не где-то в своих тайных запретных фантазиях. Не залезая на дерево и не портя себе глаза. Как будто ночью с того дурацкого дерева можно что-нибудь разглядеть! В темной спальне Марии. Через маленькое зеркало на дальней стене. Отражение того, что прячется в тени, в медной пластинке, которую почти не видно. Да совсем не видно! С тем же успехом можно видеть все, что тебе захочется, ни на какое дерево не влезая!… А при чем здесь вообще дерево и эти глупые зеркала на потолке?!…

Вот она – живая! Теплая. Настоящая! Длинноногая… Правда, с маленькой грудью, но зато ни на какое дерево не нужно лезть. Все близко. Даже ближе, чем во сне. Вообще никуда идти не надо. Да и не получится: на тебе уже и так сидят. Куда ты пойдешь? Зачем? Если она уже поет… Как она сказала – ее зовут?… А то, что ей шестнадцать лет… Не слишком ли она для него стара? Стоп!… А ведь он у нее скорее всего не первый… Ну а это здесь при чем? Может это как раз и неплохо? Дядя Иосиф говорит, что учиться нужно всему и всегда. Вот он и готов… учиться… Он же не подгадывал и ни о чем таком специально не просил…

В общем, все ясно: аромат, сладкой отравой распространившийся по салону, был рыжей лисой. Вот так. Точка! Никаких сомнений. И при этом он не принадлежал никому из здесь присутствующих! Ав в этом нисколько не сомневался. Что ж он, запахи отличить не может? Вот, например, невинная развратница, что пела ему, пахла прудом, ландышем и корицей. И еще, от ее щеки исходил запах желания. Громкий и непонятного цвета. Не то – синий, не то бирюзовый… От ее любовницы, – той, с дудкой, – даже через большой стол спокойно можно было учуять аромат дорогих, но чрезмерно пряных египетских духов, цвета ночи. А также миндаля. Константин… Так, доигрался, – правая рука стала неметь! Это значит, что мигрень пошла по второму кругу. Певунья мокро лизнула Ава в глаз… Стало горячо и тревожно от дурных предчувствий. Лучше бы она ему шею растерла… Вот не время сейчас целоваться! Кровь быстрой волной отлила от лица, и в ушах отвратительно засвистело. Лоб сделался холодным и покрылся большими каплями пота.

Елена вошла в салон неслышно, но ее появлению как раз и предшествовало то самое дуновение, которое Ав услышал. Не почувствовал кожей или чем там еще чувствуют такие вещи, а именно услышал, – ушами. Странно, что он совсем не слышал ее шагов, хотя она не кралась, а шелест воздуха, заранее принесшего тот удивительный аромат, который и назвать-то человеческим нельзя, он каким-то образом ощутил. Теперь ему стало понятно, кто был той рыжей лисой.

– Да сиди уж, —

целуя Константина в висок, милостиво пощадила она прислужницу, которая, завидев Елену, от испуга уронила свою дудку, и сама при этом с колен хозяина чуть не свалилась на пол.

– А это у нас кто?, —

бросила вошедшая мимолетный, обидно равнодушный взгляд через стол, присела на подлокотник кресла и запустила руку в кудри Темнокожей, которой пришлось изогнуться змеей, чтобы эту ее руку поцеловать.

– Знакомься, родная. Это – мой кузен. Я тебе рассказывал…

– Так он же вроде как умер… Или я что-то напутала?, —

одними бровями изобразила удивление Елена, которую жемчужная сережка, подаренная Константином их темнокожей наложнице, интересовала сейчас куда больше, нежели чудесное воскрешение его родственника. В отместку Ав принялся вычислять ее возраст. Не особенно церемонясь. Впрочем, мысленно раздевать ее, как в последнее время поступал по отношении к любой особе женского пола, встретившейся ему на улице, он не стал. Наверное потому, что до настоящей минуты был абсолютно уверен в том, что Константин холост. И теперь, к своему стыду, он вспомнил, что ни разу не спросил у него, как тот вообще живет и нет ли у него, к примеру, жены.

– Может у них уже и дети есть?, – задался Ав запоздалым, но вполне законным вопросом. – А ведь в ней действительно есть что-то лисье, —