Леонид Кузнецов - Комикс про то, чего не было… Часть вторая

В общем, ввалился, наследил и растолкал… Да, еще углядел стоявший на столике почти полный бокал с красным вином. Ни мало не смущаясь сгреб его своей грязной мохнатой лапой, понюхал, залпом осушил и, непонятно чему радуясь, проорал в самое ухо Каифы:

– Первосвященник, ты был прав! Наш Ездра именно сегодня совершит самую большую и, надеюсь, —

добавил он, изобразив на том, что у других людей называется лицом и чего у него отродясь не было, улыбку, —

– последнюю глупость в его жизни. —

после чего уселся на кровать, прямо на чистую простыню, чуть не на ноги Каифе, дождался, пока успокоится его дыхание, и уже почти нормальным человеческим голосом, не причиняющим вреда барабанным перепонкам, приступил к рассказу о том, что четырнадцати членам синедриона, которым “этот мерзкий смутьян умудрился задурить их бараньи головы”, ночью были разосланы письма, —

– Вот такие, —

вытащил он из кармана маленький, неровно обрезанный по краям кусочек пергамента, аккуратно сложенный пополам и перевязанный алой ленточкой, на котором детским почерком было с чудовищными ошибками нацарапано: “Сбор в полдень у восточных ворот около большого сломанного дуба, под которым обычно сидит торговец лимонной водой”…

– Должно быть его сын писал, – предположил секретарь.

Явиться заговорщикам настоятельно рекомендовалось “во всем белом, чтобы не быть узнанными”, а для верности предлагалось “обязательно еще надеть капюшоны.” Именно так и было написано в конце: – “обязательно еще надеть капюшоны”. Подписи не было. Зато к этому шедевру каллиграфии прилагался красивый вензель, непонятно что означавший.

Каифа пошевелился. Открыл левый глаз. Пробежал им по сунутому буквально ему под нос пергаменту. Хмыкнул. Глаз закрылся.

– Это чтобы их секрет не раскрыли!, —

развеселился слегка захмелевший секретарь. —

– Ты представляешь? Вот идиоты! Во всем белом они придут! Чтобы их не узнали! Четырнадцать человек и все в капюшонах… Не вызывая подозрений… Ха-ха! Ну так вот… В храме они, значит, соберутся под предлогом…, —

не зная, как расценить молчание шефа, начал комментировать прочитанное Безликий. —

– Понимаешь, они придут туда якобы для того, чтобы лицезреть Мессию. Только для этого. Ты меня слышишь?

Здесь секретарь, которому показалось, что Каифа стал тихонько похрапывать, довольно чувствительно ткнул его локтем в бок. Так, на всякий случай. Каифа обиженно засопел, но глаза не открыл. И человек без лица продолжил:

– Отличный повод. Здорово придумали. Ничего не скажешь… Кстати, ты помнишь? – В тот самый час в храм приведут детей. Ну, тех, что приехали к тебе вчера из Магдалы. Ты ведь именно так распорядился?

Безликий покашлял, опасаясь, как бы Каифа, по-прежнему лежавший с закрытыми глазами, чего доброго и в самом деле не уснул. —

– Может, мы здесь что-нибудь поправим?

Каифа молчал. Но шмыгать носом не перестал. Стало быть не спал – думал.

– Что, ничего менять не будем? А то я от этой сволочи уже всего ожидаю. Любой подлости. Чтобы Ездра да упустил шанс втянуть в свою поганую игру детей! Тем более, что они придут от тебя… Нет, ну правда. Ты ведь раньше только главным старейшинам позволял разговаривать с этими, как их… Ну, которых уводят потом за городские ворота… И только у тебя была привилегия отговаривать их. Может не будем дразнить Ездру? А еще… девчонка в храме. И чтобы ей вдруг доверили отговаривать самоубийцу? Не слишком ли ей большая честь?… Ну, не самоубийцу… А как их еще называть, в самом деле?!… Тут ведь уже не только Ездра взбеленится. Это же неслыханно! А может, правда, не будем детьми рисковать? А? Нет, это я так. Я как ты скажешь. Значит, ничего менять не будем?…

Так и не получив ответа, секретарь немного помолчал, посопел и сообразил, что пора переходить к другим темам. Он с грустью оглянулся на пустой бокал, облизнулся и доложил, что Ездра уже в курсе того, что Валерий Грат отплыл в Рим, что его временно замещает Константин, и что принц сейчас в Ершалаиме.

– То есть этот гад знает, что перстень в городе.

Человек с лицом, на котором невозможно было разглядеть каких-либо подробностей, вдруг понял, что о детях он заговорил напрасно. Обычно он не допускал столь грубых ошибок. Вино, наверное, было неразбавленным. Или потому, что выпил его натощак.

– Вот угораздило же меня!, —

разволновался он и в голове запрыгали испуганные мысли:

– Ведь еще на прошлой неделе решили, что дети обязательно должны присутствовать на этом представлении. Вот и пусть себе сходят в храм. На здоровье! Там красиво… Я-то здесь при чем? Посмотрят на сумасшедшего… Как этот дурень попросит надеть ему на палец перстень прокуратора. Кстати, а где он – перстень? Что-то я не видел его вчера на Константине… Точно, пусть себе идут. Что им там сделают?… Потому как, если Каифа что-то затевает, значит, он обо всем подумал. В любом случае это уже не мое дело. Чего я в конце концов полез? Ну конечно! Все правильно! Не просто же так он их туда посылает. Зачем-то ж ему нужно, чтобы они оказались в храме именно в тот самый момент! И дернул же меня черт пристать к нему со своими страхами! Кто они мне? – Вот именно! Да если их там даже на куски рвать начнут… —

и бесцветный, стараясь избегать многоречивой патетики, поспешил выразить свое запоздалое восхищение проницательностью шефа, ведь:

– Как и было предсказано мудрым Каифой, так все и получается: Ездра действительно учинит бузу не где-нибудь, а в храме. И, главное, ты ведь даже день угадал!

Безликий посмотрел, как реагирует первосвященник на его слова. – Никак не реагирует. Делает вид, что спит. Убедившись в том, что в действительности Каифа его слушает, секретарь продолжил:

– Итак, как только самоубийца (Ну а как прикажешь мне его еще называть?! Не Мессией же в самом деле! Прости Господи.)… Так вот, как только самоубийца пропоет формулу своего чудесного прозрения, будто бы он разгадал великую тайну Колесницы, эти идиоты с уже подписанной ими бумагой (еще вчера, сволочи, подписали, все до единого, дома у Ездры, я сам видел)… В общем, с бумагой, приговаривающей тебя, первосвященник, к отречению… —

он опять как бы нечаянно ткнул своего притихшего слушателя в бок, —

– они толпой побегут к дому принца…

– Где их будут ждать верные нам старейшины, – вставил, наконец, свое слово Каифа. – И, на всякий случай, римские солдаты…

Каифа помолчал, вздохнул, приподнялся на локтях и потянулся к бокалу. Обнаружив, что тот пуст, он бросил красноречивый взгляд на секретаря, который стыдливо отвернулся и сделал вид, что решительно не понимает, в чем его обвиняют. Каифа собрался было уже высказать ему, какой он скотина, но передумал и начал переворачиваться на бок, потому как не умел спать на спине. Но вдруг замер и, не выдержав, вызверился: