Алекс Рэй - Запах оружия. Запахи смерти

– В душевой есть чистое полотенце. Смойте гель и оденьтесь.

Старая гостиница «Скарабей», из вестибюля которой Ян начал свой «боевой» путь превратилась в офицерский госпиталь. Ополченцу Нозову тут, ясень пень, было не место, но из подбитого «Таийанга» его вытащили вместе с большими шишками, и парни из санитарного ховера не стали заморачиваться – сдали всех в «Скарабей» не сортируя. Так что залатали Яна по первому разряду – от ран остались небольшие шрамы, да легкое головокружение от контузии. В реанимационном боксе он пробыл тридцать шесть часов, и своими ногами дотопал до палаты, где ругался с санитаром забинтованный майор Стариков. Ему от ПТР досталось меньше всех – ракета попала в правый борт, ближе к корме машины. Прилетела бы в башню – и ни Яну, ни Гордееву госпиталь уже был бы не нужен. А Старому от кумулятивного заряда – легкая контузия, да пару мелких осколков в шею, тем более что старый пройдоха успел-таки перед попаданием открыть люк мехвода и обматерить как следует ребят на передовой. Майор встретил его как родного.

– Едрить кудрить, партизан! Как живой. – Старый потянулся к тумбочке и достал заветную фляжку – она опять волшебным образом была полна. – По пять капель?

Ян покачал головой.

– Не, мне и так хорошо.

Он развалился на койке, лелея в памяти обонятельный и визуальный образ Виктории – врача реанимации – ослепительной красавицы, умницы и просто хорошей, доброй женщины. Она оставила его в госпитале ещё на сорок восемь часов – срок смешной для мирной жизни и такой важный на войне. Это Ян уже понял – двое суток на передовой огромный срок, и прожить его для тупого необученного валенка – чудо. И еще он понял, что в этой кровавой бойне сакральный смысл бытия сводится к траектории фугаса. На пять метров ближе – и ты просто кусок рваной плоти, на пять метров дальше и ты всё ещё дышишь, живёшь надеждой, что следующий снаряд упадёт где-то там, подальше от тебя. Ян вздрогнул – тяжёлый гаубичный снаряд ухнул метрах в пятистах от «Скарабея», взметнул столб песка и пыли.

– А вчера они в километре падали – хмуро отметил Старый. – Сливают что ли наши?

Тут в палату заглянула весёлая санитарка.

– Я не поняла, товарищи офицеры, обедать будем?

Майор, кряхтя, поднялся с койки. – Пойдем что ли, щи похлебаем.

Весь вечер неподалёку от «Скарабея» рвались снаряды. Иногда Яну казалось, что они падают совсем близко – трехслойные оконные стеклопакеты дрожали от близких разрывов и старые фильтры системы кондиционирования не справлялись. В палатах – бывших гостиничных номерах, висела тонкая взвесь пыли, гарь тротила и оплавленного песка. Гордеев всё еще был в реанимационном боксе, Виктория обещала выпустить его завтра, но если танцы еще чуток подвинут гаубичную батарею, то завтра может и не наступить. Майор Стариков – опытный и прагматичный солдат собирал шмотки.

– Твою ж мать! Ну, позорно ведь в пижаме драпать. Где они наши пожитки прячут, как думаешь?

Ян пожал плечами, он десять часов как сам вынырнул из искусственной комы, откуда ему знать? В палату заглянула уже знакомая санитарка с веснушчатым круглым лицом.

– Нозов, на осмотр.

Ян поднялся с койки, оправил пижаму и пошёл вслед за веснушчатой хохотушкой.

– Душ то принял, жеребчик? – Усмехнулась она, когда они вышли в длинный коридор.

Ян растерялся – это она, в каком смысле?

– Давай живее, мальчик, наша Виктория свет Николаевна любит энергичных. – Она указала толстым пальчиком-сарделькой на дверь палаты с номером 21 и засеменила дальше. Ян поглядел ей вслед и как мог энергично постучал в дверь. Она была открыта и от его стука открылась сама собой, похоже, это были личные покои Виктории. Вместо стандартной госпитальной койки тут сохранилась большая двуспальная кровать, в углу стоял стол, заваленный бумагами и портативный терминал.

– Вы хотели меня осмотреть?

Виктория Николаевна приподняла очки в тонкой оправе и бросила на него мимолетный взгляд.

– Садитесь, ополченец.

Он примостился на краешке стула и, вдохнув будоражащий аромат Виктории, сжал кулаки до хруста. Как Ян ни старался смотреть в темное окно, бороться с собой было выше его сил – взгляд помимо воли упирался в декольте напротив. Наконец, она отключила терминал и, сняв очки, пристально посмотрела на него.

– Жалобы есть? – Она встала, закрыла дверь на замок и подошла к нему вплотную.

– Жалобы?…

Тут Ян почувствовал себя полным идиотом. Короткий белый халат возмутительно откровенно облегал шикарную фигуру Виктории, и до него, наконец, дошло, что имела в виду веснушчатая санитарка. Дальнейшее Ян помнил смутно, словно нанюхался дыма баюн-травы или сожрал литр яблочного самогона. Всё что осталось в памяти – «ёрш твою меть, ещё оказывается и так можно». Рваные воспоминания оканчивались близким разрывом танкового снаряда и градом осколков оконного стекла. Виктория вскочила с кровати и, прикрывая смуглую наготу тонким халатом, мгновенно превратилась из страстной любовницы в военврача.

– Оружие на первом этаже в кладовой за стойкой.

Ян торопливо натягивал пижамные штаны, а Виктория вдруг впилась в его губы жарким прощальным поцелуем. – Надеюсь, ты меня запомнишь, мальчик! И тут Ян понял, что она даже не знает его имени. А Виктория – первая «настоящая» женщина в его жизни, уже отдавала приказы по внутреннему госпитальному интеркому.

– Готовим эвакуацию! Всех ходячих на оборонительный вал!

Ян оделся и выскользнул из комнаты.

Старый был уже возле гостиничной стойки. За ней двое невозмутимых санитаров, выдавали одежду, обувку и вооружение. Судя по разбросанным на диванах вестибюля пижамам, и лихорадочно экипировавшимся офицерам дела были не очень. Танковый клин восточников прорвался по западной окраине Баровска и пёр на полной скорости к «Скарабею». Перебинтованные командиры несуществующих более полков и дивизий, разбирали пулеметы, противотанковые ракеты и карабины. В этом шумном гвалте Ян различал лишь стратегическую растерянность. Эти взрослые мужики привыкли оперировать батальонами, ротами, на худой конец взводами, но сейчас карта легла так, что в их распоряжении были лишь их собственные руки и генетически вбитая смекалка. Старый с длиной трубой ПТР на плече подошёл к Яну.

– Пошли, партизан, в паре будем работать – пехота твоя, техника моя.

Ян взвесил в руке автомат с ночным прицелом и ответил просто.

– Пошли.

Они лежали на гребне дюны за бруствером в сотне метров от госпиталя. В чёрной тьме над Баровском вспыхивали краткими искрами снаряды и ракеты танцев.

– Говорят, ты «нашу» Викторию успел огулять?

Ян даже не сразу понял, о чём речь. Офицеры неподалеку хмыкнули от колкой прямоты майора, а он даже не нашёлся что ответить. Ну, чё тут скажешь? Ну, огулял, если Старый это так называет. Для Яна это было настоящим событием, а для Старого вот так вот – по-простому. В этот момент за дюной неподалеку взревели движками танки восточников.