Алекс Рэй - Запах оружия. Запахи смерти

– Внимание, товарищи офицеры! Целимся в баллоны.

Ян прильнул к ночному прицелу – в перекрестье горловина полузакопанного веспенового баллона из кухни «Скарабея» – их плохонькие версии противотанковых мин. На гребень, натужно ревя, взобрался первый танк, щелкнул выстрел и факел взметнулся к тёмным небесам. Кто-то выпустил пулю слишком рано, и баллон впустую выгорел синим пламенем, всего лишь ослепив на несколько секунд механика-водителя. Тут на гребень выполз второй танк – Ян выстрелил, сшибая горловину баллона, и под днищем машины распустился яркий огненный цветок. Пока электроника врубалась что к чему, Старый взгромоздил ПТР на плечо и воткнул ракету точно в правую часть башни. Раздался гулкий «бумц», посыпались искры, и танк откатился обратно за дюну – туда, откуда и выполз.

– Один есть – спокойно сказал Старый и тут их попёрли десятки.

Танки шли сами по себе, без прикрытия пехоты. Ян со Старым возились со своей ПТР, загоняя в ствол очередную ракету, и тут их суету вычислили. Близкий разрыв фугаса швырнул обоих на землю, осыпал горячим шлейфом песка и мелких осколков, и они ослепшие и оглохшие ползали на дне траншеи, будто перевёрнутые на спину жуки. Тяжелый Тип-95 перевалил траншею и, набирая скорость, пошел по пологому склону вниз – к офицерскому госпиталю. Ян вдруг понял, что пусковик ракеты странным образом оказался у него в руках. На всё про всё было от силы пару секунд. Вокруг ревели тяжелые танки восточников, иные выписывали пятаки на траншее, втрамбовывая в землю элиту войск федерации, а Ян, словно сжатая пружина выскочил из ямы и почти не целясь, пустил ракету вслед прорвавшемуся танку. Тандемная БЧ прошила тонкую кормовую броню и взорвалась в отделении с боезапасом. Башня взлетела, вращаясь в тёмном небе многотонной горящей мельницей, и упала, взметнув тучи песка и глухо сотрясая вселенную. Ещё три ракеты врезались в борта и корму других девяносто пятых и атака захлебнулась. По освещённому огнём полю боя метались выжившие танкисты, а Старый, вооружившись автоматом Яна, стрелял и завывал какую-то воинственную песню. Что-то про «Варяг», который врагу не сдается, гордый и непобедимый. Хотя, как понял Ян, и тонет.

Восточники, не привыкшие получать по носу, потеряв пять танков отступили. То, что из полусотни оборонявшихся в строю осталось от силы десять человек, им было невдомёк. После Тёмных Веков, не раз огребавшие от федерации восточные танцы обратились за советом к альянсу – те воевали совсем по-другому. Потери свыше десяти процентов считались катастрофическими, наступление только при тотальном техническом и численном превосходстве, и вообще война для этих избалованных ребят была в основном неспешной, чуть напряжённой прогулкой, по выжженной до мелкого пепла авиацией и артиллерией земле. – Но тут совсем другой расклад – объяснял Старый. Мы им самим в случае чего землю в пепел превратим, а каждый наш, как десяток этих мудаков. Старый почесал затылок, – а может и больше. Но на данный момент надо драпать в горы.

– А раненные? – Спросил Ян.

– Сколько реанимационный бокс весит, знаешь? С батареями?

Ян пожал плечами, а Старый нахмурился.

– Я за командира кого хошь порву, но тут, малый, простая правда. – Он скрипнул зубами и перехватил автомат поудобней. – Останемся, нас эти суки к утру в развалины госпиталя закатают. Уйдём, глядишь, замочим еще пару гадов.

Ян покачал головой.

– Так может подкрепление пришлют?

– Йоп! Ну, чё ты как маленький? Нашим офицерский госпиталь нечем прикрыть! Какое на хрен подкрепление?

В этот момент послышался стрёкот вертолёта.

Они добежали в самый раз – когда тридцатка плюхнулась, вздымая тучи пыли на заднем дворе «Скарабея». Тут уже стояли в ряд каталки с ранеными и несколько реанимационных боксов с переносными батареям и баллонами. Виктория, восхитительно красивая и собранная, стояла в белом халате меж каталок.

– Грузите боксы через аппарель! – Кричала она. – В боковой люк каталки. Остальные своим ходом!

Ян подивился, насколько люди могут быть похожи на муравьёв – тяжёлые боксы волокли как минимум по десять санитарок и способных передвигаться раненых. Он поправил на плече ПТР, припустил бегом и тут же подхватил скобу из рук сгибающейся под тяжестью хрупкой санитарки. Вот он уже на аппарели и в этот момент первый танковый снаряд разметал крышу «Скарабея». Ян отпустил скобу, реанимационный бокс проскрежетал углом по дюралевому полу, а он уже был снаружи. Десять секунд и в ладонях Яна рукоятки носилок из губчатой резины. Они скользкие от пота того кто тащил их до этого, запах страха, – он витал над всем происходящим, горел в мозгу ярко-оранжевым. Снова взрыв, крупный осколок взвыл над ухом и впечатался в борт вертолета, погнув направляющие боковой двери. Ян дотащил носилки с вопящим от боли офицером до люка, передал кому-то внутри, и обернулся – по флангам шли танки. Они угадывались в темноте массивными тенями, со стелющимися хвостами серой пыли. Он чуял их – запах сгоревшего веспена, горячей брони и надвигающейся смерти. Снова носилки, Ян бежит почти не чувствуя веса, все силы ему заменяет жгущий тело адреналин. Он добежал и вдруг почувствовал, что чьи-то руки затягивают его в боковой люк. Винты взвыли на пределе, тридцатка пошла вверх и тут фугас врезался в центр заднего двора «Скарабея». Осколки ударили по корпусу вертолета, над огненным шаром взметнулся серый дым, какие-то ошметки и лохмотья белого. Яну на миг показалось, что он уловил тонкий аромат духов Виктории, но оранжевое пламя пожрало всё под собой, и её аромат тоже. Вертолет завалился на бок, с трудом выровнялся, а Ян утёр рукавом вдруг выступившие слёзы.

То, что это еще далеко не спасение Ян понял тут же. Пускай его специальностью были солнечные генераторы, но перебои в работе двигателей он уловил сразу. Не штатно они работали. НЕ ТАК. Огненный шторм остался уже позади, когда пилоты решили, что и всем набившимся в салон пришла пора осознать, что они вот-вот упадут. Над дверью бронекабины экипажа загорелось красное табло «аварийная посадка» и тридцатка резко пошла вниз – народ в салоне завыл от страха. Одно дело садиться на подсвеченную инфракрасными маяками площадку «Скарабея» и совсем другое в диком Златогорье. Вертолёт заложил крутой вираж – почти погасил горизонталку и, задрав нос, посыпался вниз. Яну, сидевшему у открытого люка, было реально страшно. Движки хрипели предсмертным воем, корпус вертолета била крупная дрожь, а внизу была лишь зажатая меж темными громадами скал, сумрачная пропасть. Пилот как мог, пытался удержать перегруженную, теряющую мощность машину, её бросало из стороны в сторону, острые пики надвигались из тьмы по левому борту и вдруг страшный удар вышвырнул Яна из салона, словно камень из пращи. Он покатился по склону, острые камни и колючки кромсали его только что вылеченное тело и рвали на части новенький камуфляж. Отключился он сразу, еще в момент первого контакта с землей, и теперь скользил по горе безвольной куклой, с пустой трубой ПТР за спиной, окровавленный, измочаленный, весь – сплошной вывих и гематома. Внизу склона протекал небольшой горный ручей. То, что осталось от ополченца второй роты медленно скользнуло по длинным прядям травы-ручейки и наконец, остановилось. Сипуха на высокой сосне вперила свой немигающий взгляд в пахнущую кровью груду тряпья, уже было раскрыла широкие крылья, и вдруг передумала. Её острый взор различил возле умирающего человека еще что-то, – слабое свечение и потоки воздуха над холодным ручьём. Еле различимый, странный аромат поплыл между ветвей горных сосен и сова улетела.