Константин Зарубин - Не люби меня осторожно. Рассказы и повести. 1999-2007

Она не злилась на меня, и я собрался отшутиться. Мне помешал стук в дверь.

– Открыто, – громко сказала Ленка.

Дверь распахнулась. В прихожую вошли два человека в штатском. Один молча сунул мне в лицо удостоверение профессионального любителя Родины; другой, тучный и потный, осмотрел нас с Ленкой заплывшим взглядом и назвал моё имя. Я подтвердил, что я это я. Без объяснений и проволочек тучный приказал нам идти с ними. Мы не хотим никуда идти, сказала Ленка. На каком основании вы нами командуете? На лице тучного высветилась безмерная усталость от подобных вопросов. Не пойдёте по-хорошему – мы вас поведём, объяснил он. Ведите, сказала Ленка. Ребята, позвал показыватель удостоверения и отступил на лестничную площадку. Из-за его спины вышли трое спецназовцев. Не обронив ни звука, они вытолкали нас из квартиры и потащили вниз по лестнице. Мне надо сказать несколько слов дочери, сказала Ленка. Дайте мне две минуты. Спецназовцы вопросительно посмотрели на тучного. Тот покачал головой. Уже во дворе, выгадав момент, Ленка развернулась и хлёстко ударила его по лицу. Тучный издал неопределённый хрюкающий звук; один из спецназовцев ударил Ленку прикладом автомата в спину. Я невольно вскрикнул вместе с ней и выгнулся вперёд. Тучный заржал.

– Парочка, – уверенно сказал он владельцу удостоверения, – сто процентов.

– Сука ты жирная, – произнёс я, с завистью глядя на автомат толкавшего меня спецназовца.

Тучный заржал ещё громче. Вероятно, к таким эпитетам он тоже успел привыкнуть. Удар в спину сбил меня с ног. Я встал. Голова раскалывалась от боли.

На шоссе стоял длинный грузовик с названием немецкой фирмы на борту. Прежде чем нас запихнули в него и закрыли дверь, я успел разглядеть, что на голом металлическом полу уже лежали и сидели не меньше десяти человек.

– А-а, ещё парочка! – взорвался истерический женский голос в дальнем конце прицепа.

– Заткнись, – отозвался мужской голос где-то рядом с нами.

– Да заткнись ты сам! Сам заткнись! Заткнись, а то обосрёшься, придурок! Ты же давно хочешь, я чувствую, всё сдерживаешься, чтобы не пукнуть ненароком!..

– Кто-нибудь, ударьте её посильнее, – попросил мужской голос.

В дальнем конце с готовностью отозвались на его просьбу. Сквозь вопли женщины раздались несколько звонких ударов.

– Спасибо, – в голосе мужчины сквозила боль. – Слушай, Татьяна. Если ты ещё скажешь хоть слово, я попрошу тебя затряхнуть. Или сделаю это сам. Не смотря ни на какую боль.

– А в туалет и впрямь было бы неплохо, – задумчиво сказал другой женский голос.

Я стал зачем-то барабанить в дверь. В следующий момент заревел двигатель, и грузовик тронулся с места.

– Как сволочи они безупречны, – сказал мужчина. – Это было Валкьярви, если не ошибаюсь?

– Да, – ответила Ленка.

– Приближаемся к финской границе. Пора бы уже их всех перебить, – сказал мужчина нарочито шутливым тоном. – Нас с Татьяной в Игольном посадили… Я Сергей. Вы?…

Очевидно, он обращался к нам. Мы с Ленкой назвали свои имена.

– Очень приятно, – сказал Сергей.

В глубине прицепа раздался всхлипывающий смех.

– Как… как ему приятно! Нет, вы только послушайте!.. Как ему здорово!.. Сколько удовольствия! Нет, вы только поглядите!… Чего ж вы все молчите-то? Вам тоже приятно? Вам тоже очень приятно?!

– Перестаньте, Татьяна, – я не знал, что Ленка может говорить так громко. – Вы же женщина.

Её тон и её чувства были такими же, как и час назад, когда она упрекала Лесю за агрессивное поведение.

– Я?… Я уже не знаю, кто я, – сказала Татьяна, внезапно успокоившись. – Может, я Таня. Может, я Серёжа. Может, я ещё кто-нибудь. Кто может сказать…

Сквозь шум грузовика стали пробиваться её рыдания.

– Здесь все… по парам? – спросил я.

– Похоже на то, – ответил Сергей. – Или…

– В меня нет… как ты сказал?… пары, – сказал пожилой мужской голос. – Моя пара померла вчера вечером. Не выдержала чертовщины. Утром слегла, вечером кончилась. Шестьдесят лет было бабке. Здоровая была, как кобыла. Не упомню даже, когда последний раз болела… Може, годов пять назад простуда в ей была… Курить хочется, э-эххр, – говоривший прокашлялся и громко захрипел. Когда он заговорил снова, стало ясно, что ему не хватает воздуха. – Не дали лекарство взять, щенки… Я-то больной вдоль и поперёк. Астматик, почечник, слепой на один глаз. Рука правая болтается ещё с колхоза. А она-то здоровая была, как никто. Говорит мне: «Как же ты живёшь-то так, Колька? Всё ж в тебя болит. Дышать – и то нормально не можешь…» Заплакала даже, дурёха. Потом замолкла. Вчера замолкла. Потом слегла. И ни слова больше. Пока не померла, ни единого слова больше не сказала.

– А когда умерла, разговорилась, что ли? – равнодушно фыркнул кто-то.

– …Страшно умирать. Не хочется. Не хочется, э-эххх-рр, умирать. А после будет тихо так, и яма будет. Здоровенная, хх-ррр-э-э, яма. Скроет с головой, если оступишься. Ничего там нету. А я как…

Кашель не дал ему говорить дальше. В его глотке заклокотало; он хрипел и ударялся о металлическую стенку.

– Это их фишки, – раздался злой голос из середины прицепа. – Это они повышают нашу обороноспособность. Эксперименты ставят. На свинках. Подлецы. А потом устраняют непредвиденные последствия. Наверно, мы теперь опасные. Сейчас превратимся в вампиров и пойдём сосать кровь… Вы задумывались? Думали, что они с нами сделали? И что они с нами сделают? Вон, деду не дали даже лекарство взять. Они не будут с нами возиться. Наберут полный фургон и перестреляют всех.

– Да что ты такое говоришь!… – закричала женщина. – Ну как ты можешь такое говорить!… Как они могут нас перестрелять?…

– Из автомата, – сказал Сергей.

Несколько минут все молчали. Ленке было страшно. Мне тоже было страшно. Мы сели рядом, прислонившись спинами к стенке.

– Но этого же не будет, – шепнула Ленка в моё ухо. – Костя, этого же не может быть. Мы же ничего не сделали… Если они… Как же тогда Леська? Мама не переживёт. Это же не может произойти?…

– Ничего и не произойдёт, – шепнул я в ответ.

– Ты тоже боишься.

– Не обращай внимания. Я вообще трус. Я всегда всего боюсь.

Ленкины слова напомнили мне о моей матери. Я забыл позвонить ей на выходных.

– …Но это же невозможно! – жалобно сказала женщина. Я представил, как она ошеломлённо качает головой в темноте. – Они не могут просто так убивать людей.

– А может мы теперь как бы и не люди. Нелюди, – сказал злой голос.

– …Им не позволят это сделать, – продолжала женщина. – Ведь правда же? Мы же свои, мы же русские!…

– А я, между прочим, армянин наполовину, – сказал злой голос. – Чурка почти. Ты это не забывай. Меня пристрелят. А тебя обязательно отпустят. Ты же русская. Чистопородная… Интересно, они станции на самом деле взорвали или говорят только? Как вы думаете?