Сергей Рок - Красная Рука

– Вот черт, ― сказал наш повар, Савелий.

– Это заподло, ― заметил Юра Головко, инженер.

– Ничего, ничего, не злитесь, ― сказал я, ― представьте, вы попали на мостик за минуту до рождения вселенной. И Он там стоит, дирижёр. И в руках у него палочка. Он готовится к концерту. И тут ― прорыв. И они выходят ― и Глашки, и Машки, и мешают ему. Но что делать? Андроид ― тоже человек.

– Они не андроиды, ― возразили мне.

– Да. Просто резиновые бабы.

– Водку бабам!

– Эх.

– Как тебя зовут, красотка?

– Нюрка.

– Я тебе переименовываю. Будешь…. Кем же ты будешь? Будет Сереной.

– О.

– А ты?

– Не помню.

– Не ври.

–Я Десятая.

– Десяточка, значит. Помню, помню, у тебя голова еще на 360 градусов крутится, заводской дефект.

Две девушки пролазят с двух сторон. В их головах всегда одна и та же программа, и от них нечего ждать, кроме алгоритмических конвульсий.

Душа ― основное свойство существа. Даже если ты ― Ваня, сын полка. А баб нам дали по бесплатной социальной программе «Возлюби ближнего своего», прошло уже довольно много лет, и они все те же ― пластик такого рода надежен исключительно. Хотя принято говорить ― резина.

Резина.

Классика жанра.

А мне нравится медитировать, мечтать, и конечно, надо кого-то послать к пульту, чтобы он отослал эту щебечущую толпу назад, в ячейки. Это так приземленно, и, порой, низко. Это так меркантильно.

– Давай.

– Давай.

Мы начинаем. Звенят стаканы. Ване тяжело, он привык выпускать челюсть и класть ее в тазок.

– Давай.

– Давай.

– За тебя.

– За родных.

– Помнишь Парю?

– Давай за Парю.

– Выпьем за наш компьютер!

– Давайте!

А насосы все работают. Качать нам еще и качать. Миллионы тонн ― это не шутка, это ― неделя стояния в одной точке, в состоянии безвременья и счастья разума.

– Когда пойду в отпуск, капитана пришлет компания, ― сказал я.

– Бабу бы, ― проговорил Семенов.

– Ты фигурально или абстрактно?

– А? ― он не понимает, о чем это я.

– Я вообще. Я пойду.

Именно он идет, набирает на пульте команду, и наши девочки уходят восвояси, чтобы упаковаться и заснуть. Они у нас по инвентарным номерам. Космос слишком велик и торжественен для таких примитивов.

Паруса сложены, словно крылья кузнечика за спиной. Можно еще представить саранчу или богомола. Человек копирует то, что было создано. Навряд ли можно создать то, что противоречит закону Создания. Нужно лишь соответствовать.

Я лежу на кровати и курю.

Звезды за окном ― как глаза миллиард лиц. С ними можно говорить, и ты никогда не сойдешь с ума. Мне снова приходит на ум Орлова.

– Чего тебе надо, Орлова? Почему я о тебе думаю? Может быть, ты обо мне думаешь? Ты ― настоящая бой-баба. Попробуй узнай, что у тебя в голове. Но мы так далеко от земли, и скорость мысли ― очень серьезная единица, и может ли она сюда долететь? Это ― осцилляция ненужной страсти.

И ночью мне приснилось, что мы везем часть выкачанного спирта под пиратским флагом, и все нам ни по чем.

– Вперед!

Все фигня. Главное ― маневры.

Александр Миронович Шувай сидел среди формуляров. Компьютером он пользовался не очень уверенно, а бумага ― вещь древняя, основополагающая, ей всегда можно было доверять. Да и потом, бумага ― всего лишь холст, а основное рабочее поле ― мозг, мышление, а также ― пространство принципов и понятий, и тут Александр Миронович был крепок, обстоятелен. В начале ― мысль, а потом ― все остальное, включая идею.

Открылась дверь, и сосед по этажу, Дудкин, спросил:

– Миронович, будете сосиски?

– Что за сосиски? ― осведомился Шувай.

– Привезли.

– Гм. Из мяса?

– Берите.

– Чайные?

Этот вопрос поставил Дудкина в тупик, он почесал голову и отправился восвояси. День был летний, жаркий. С обратной стороны офис раскалился привычно, сковородочно. Внутри дули надежные охлаждающие приборы. Вентиляторы крутились с солидностью. В такую погоду миры разделяются, одни внутри, а другие ― снаружи, и по такому же принципу можно сгруппировать и население. А ведь кто-то живет без кондиционера, а может быть, и работает без кондиционера ― например, водитель грузового автомобиля на предприятии муниципального хозяйства. Машина, быть может, какой-нибудь «Зил» с квадратной кабиной, или «газон» (если таковые еще сохранились), и уж, что совсем удивительно, настоящий трактор-петушок.

Хуже всего пешеходам. Они кормят жару собственным потом, стоя под козырьками остановок, и вместе с жидкостью испаряется и часть души, и так человек худеет во всех отношениях.

Такой вот худой была Захарова. Едва собрался Александр Миронович пить чай, как она пришла с делом. Он так и подумал: «ну вот, пришла, тощая». Вслух же произнес:

– Ну что у нас, деточка?

Захарова улыбнулась:

– Вот, новое дело. Вот папка. Могу и так рассказать.

– Давайте, ― Александр Миронович улыбнулся и даже провел своим пальцем по руке Захаровой.

– Две девушки, ― Захарова сделала паузу, ― две девушки хотят друг друга убить.

– О, ― проговорил Шувай с оценкой в голосе.

– Тут все дело. Дело в том, что они ― поэтессы.

– О….

– Поэтессы и…. блондинки…. Одна ненавидит другую. И другая, в свою очередь, ненавидит ту. Они готовы сойтись не на жизнь, а на смерть.

– Как поэтично, ― сказал Шувай, ― далее?

– Если хотите, я буду заниматься бумагами?

– Так. Вы говорили о бюджете, деточка?

– Да. Вот. Здесь всё. Когда назначить встречу?

– По рабочему графику.

Он улыбнулся. Деточке было уже лет сорок, но чрезвычайная сухость пока еще не сыграла с ней дурную шутку ― она выглядела вполне привлекательно. В свое время Захарова работала на телевидении, и там она вела погоду, и зрители называли ее шваброй. Но те времена прошли, и Захарова немного поправилась.

– Хорошо, ― сказал Александр Миронович, как бы намекая на свое желание допить чай.

Захарова улыбнулась, также как будто с намёком, хотя это и было дежурная улыбка. Ее ждала работа. Она вышла, а Александр Миронович взялся за пряники. Любил он простые, с глазурью, любил и большие, в том числе, тульские. А уж как огромен мир пряников безымянных! Тут лишь бы магазин найти. И именно такой магазин был рядом с офисом, в переулке, и местная продавщица при бейджике с надписью «Валентина, продавец» на Александра Мироновича заглядывалась. А дело ж простое было ― Шувай всегда разговаривал ласково. В этом и была его сила.

Были тут пряники «традиционные, обсыпные». Откусил он один такой, и тогда в скайпе появился его приятель, человек с гастрономической фамилией Огурцов и без всяких приветов написал:

«Так кто же выиграет чемпионат?»

Шувай сделал глоток чаю и пощелкал клавишами:

«Немцы».