Мария Буркова - Рыцарский роман вернулся. Сумейте его узнать

– Не подтверждаю, – лязгнул в ответ Инквизитор. – Нет следов, повадка у тебя не та, держишься ровно. По всей видимости, не успели – ты же не помнишь ничего такого? А вот напугать тебя могли – это они умеют виртуозно. Успокойся, обычно они не торопятся, и раз ты отключался, значит, всё чисто. Поверь, к этому делу они приступают, когда жертва вроде тебя в сознании, – сообщил он уже совсем ледяным тоном, помрачнев столь заметно, что посторонний наблюдатель, кабы такой сыскался, мог и похолодеть от ужаса. – А остальное – лечится, парень, просто чуток времени потратим.

Эстрелладо явно пытался овладеть собой, но сил ему по-прежнему не хватало, не смотря на всю поддержку старшего воина.

– Никогда не думал, что окажусь таким хлипким, – с горечью проговорил он. – Ничего не помню толком, только то, что было очень больно и жарко.

– Просто к палачам раньше не попадал, верно? – добродушно улыбаясь, проронил отеческим тоном Инквизитор, продолжая успокаивать раненого. – А помнить всё это и не нужно. Помнишь, что ты мне сказал прошлый раз в камере?

– Нет. Я вообще потом отключился, потому что согрелся в Вашем плаще, отец.

– Вот оно что, хвалю за искренность тогда, – продолжил рыцарь вполне серьёзно – он немало удивился услышанному, но смог это скрыть. – Ты напомнил мне, старику, что Господь наш благ и человеколюбец, не допустит свершиться, чему не должно. Ну, так вспомни ещё, что Он никогда не посылает испытаний больше, чем сможешь вынести. Ты ведь хочешь поправиться, верно?

Эстрелладо покорно кивнул и отстранился, чтоб заглянуть в глаза своему благодетелю. Хотя с глаз его ещё падали крупные редкие слёзы, но искусанные потрескавшиеся губы явно старались сложиться в тихую улыбку.

– Отец, я, правда, уцелел там? Оно меня потом отпустит? Это не пустые утешения, верно?

Инквизитор аккуратно потрепал его по щеке и весело улыбнулся.

– Разве я похож на болтуна, сынок? Пусть глупые язычники выдвигают свои теории о неудачниках и невезении, а мы-то знаем, что испытания есть знак милости Господа. Конечно, уцелел, не то не таких речей бы я от тебя дождался, уж поверь моему опыту. Будешь крепче, вот и всё.

Эстрелладо тихо просиял, полыхнув на миг прежним огнём в глазах, затем сделал неосторожное движение корпусом, видимо, желая выпрямиться или приосаниться, и скривился от резкой боли. Его взгляд при этом заметно потемнел, что привлекло пристальное внимание Инквизитора, и тот аккуратно поймал ладонями виски юноши.

– Постой-ка, – с деловитым интересом проговорил он, осторожно запустив пальцы под волосы и что-то осторожно трогая пальцами под ними, – а тебя здесь крепко били, похоже, да? Нынче или при аресте?

– Не помню, мне везде доставалось, – с грустью вздохнул раненый. – Кажется, и нынче, и тогда.

– Так вот отчего ты так себе не нравишься, парень, – почти ласково подытожил рыцарь, едва ли, не усмехаясь, вот только взгляд его снова похолодел. – Это совсем не мелочи, вот потому ты вянешь и слезами исходишь. Ну, не грусти, это тоже поправимо, хоть и не сразу. Так, приляг на подушку, я сейчас.

Эстрелладо и сам был не рад невозможности унять слёзы, но хотя бы почувствовал значительную передышку, поняв, что чёрные узкие когти, давившие горло в полусне-полубреду, больше ему не угрожают. Сообщение об уничтоженном хрустальном шаре добавило ему сил, и дышать стало намного легче. И главное, он понял, что теперь у него есть хорошие шансы не только выжить, но и снова стать собой. Инквизитор удалился вглубь комнаты совсем ненадолго, и вскоре возник рядом с какой-то странной ременной петлёй, проклёпанной и с множеством пряжек. Он несколько раз надевал её на голову, каждый раз что-то подгоняя и подмеряя на ней, затем закрепил её плотно, оставив длинный конец у себя в ладони.

– Закрой глаза и вдохни, – услышал юноша команду, отданную ровным деловым тоном, и поспешил подчиниться.

Резкий рывок, белая ослепительная вспышка, и на несколько секунд прекратившееся дыхание, но вроде без боли как таковой…

– Всё, открывай глаза и дыши спокойно, – прозвучало тем же тоном, потом щёлкнула застёжка, и ремешок покинул голову.

Эстрелладо открыл глаза и обомлел. Окружающий мир вроде как будто налился красками, в разы ярче, чем только что. Слёзы взялись стремительно сохнуть, и в грудь хлынул мощный поток свежего воздуха, как будто исчезли давившие её снаружи невидимые обручи… Ресницы уже не слипались, так, что приходилось с усилием раздирать их, чтоб оставить глаза открытыми. Кровь встрепенулась и понеслась по жилам со скоростью горного потока, вымывая прочь сомнения в том, что тело сможет подчиняться хозяину, как и прежде. Даже боль, саднившая и жгущая, пылающая там, где оставались раны, стала менее сильной и настойчивой. Горлышко фляжки оказалось у самых губ, и юноша почти с наслаждением сделал несколько глотков сладкого красного вина. По телу разлилось тихое тепло, такое, которое бывает только на мессе, если стоять напротив алтаря. Прыжок в другую реальность был слишком чёток – только что всё состояние свидетельствовало о том, что погибель крепко вцепилась в грудь и плечи, а сейчас от неё не осталось и следа, только вечерний воздух обволакивал лицо и шею, как будто гарантируя, что жизнь снова плещется внутри, как океанский прибой. Даже смотреть в окно на звёзды сейчас было безопасно – вместо зловещих шорохов там можно будет услышать только тихие струны, которые звучат не каждую ночь, но чаще всего в августе, когда луна не навещает алмазные россыпи, что иной раз начинают сыпаться длинными лентами в кроны деревьев и на вершины гор. Так спокойно не было ещё никогда – за последние десять лет уж совершенно точно… Инквизитор сидел рядом с ним на краю ложа, и смотрел куда-то в никуда, почти беззвучно шепча что-то побелевшими губами. Эстрелладо воспользовался этим, чтоб внимательнее присмотреться к своему спасителю. Грозная фигура сурового столпа веры и силы никогда не пугала его всерьёз, в отличие от остальных приятелей, побаивавшихся того просто из какого-то суеверного страха. Даже в бытность детьми он в себе этого не наблюдал, и навсегда запомнил эпизод, когда в злополучную ссору с инфантой Инквизитор, как будто случайно, а на деле – очень настойчиво прижал его за плечи к себе, прикрывая от опасности и фактически молча повелевая оставаться под защитой.

Тогда Эстрелладо этим повелением пренебрёг и возможностью не воспользовался – не из упрямства, а просто потому, что чувствовал в себе силы справиться с проблемой самостоятельно. Он не знал, что этот его шаг будет замечен и истолкован в его пользу, да и забыл вскоре об инциденте надолго – не до того было, чтоб настойчиво хранить воспоминания вообще. Он и сейчас не предполагал, что уже далеко не единожды очень расположил к себе этого солидного и повидавшего виды очень принципиального человека. Узнай он, что это были за эпизоды – он бы очень удивился и ничего не понял, ведь на его взгляд это было вполне естественное и логичное его, Эстрелладо, поведение… И ничего другого. Но у Инквизитора были свои системы оценки поведения и поступков людей, и хотя они были в основном тайной для окружающих, просто не желавших задаваться таким вопросом, следовал он им неукоснительно. Сейчас же Эстрелладо смотрел на немолодого мужчину совсем по-домашнему, потому что он олицетворял собой его надежду выжить и благополучие, а вовсе не случайное интересное знакомство с кем-то очень влиятельным на деле.