Евгений Катков - Повесть и два рассказа. Накануне кризиса

– Я нахожу у Вас, Борис, немного широкий горизонт, почти метафизика… Это сильно не любил сэр Эванс Причард. По-моему, наука легитимна в узких границах. У нее небольшой шаг. У Василия собран интересный материал, хорошо сложен в группы. Намечено направление дальнейших исследований. Мне кажется, это правильно. Вам нравится то, что делает Василий?

– Он святой, – Боря поднял рюмку и с удовольствием выпил. – Это мой борщ? – он потянулся к тарелке.

– Правильно, Борис Александрович, надо кушать. Петер, Вы, правда, не будете первое? Попробуйте этот салат, – Света протянула ему блюдо.

– А почему Василий святой? – улыбнулся Петер.

– То, что он тридцать лет прожил с моей сестрой – грандиозно. Выпьем за Васю, – он опять поднял рюмку и, не дожидаясь, выпил. Глаза у него покраснели, он стал быстро и громко хлебать борщ. Розанов улыбнулся Петеру. Света сделала строгое лицо и еще больше выпрямилась.

– А вот Свету спросите, как у нас сотрудницы ценят Василь Васильевича, – Боря захихикал, двигая своими крупными масляными губами….

Света спокойно положила ложку, вытерла салфеткой рот, глядя перед собой в стол, произнесла

– Борис Александрович, я прошу Вас немедленно оставить Ваши нетрезвые гендерные суждения. В противном случае я вынуждена буду дожидаться Петера в машине.

– Свет, прости, – испугался Боря. – Ну, правда! Все, я молчу… Ребят, простите меня, не обращайте внимания… Я старый больной хрен.

Боря выглядел очень расстроенным. Света подняла глаза к небу и покачала головой.

– Петер, где Вы выучили русский язык? – спросил Розанов.

– О, это юношеская любовь. Толстой, Достоевский, Чехов, Бердяев, Мережковский… Хотел читать в оригинале.

– А что Вы читали?

– Большие произведения все. У Толстого письма, дневники.

– А почему Бердяев? – спросила Света.

– Очень интересный… э-э… способ мыслить. Он меня, не знаю, как сказать… колдовать. Сейчас… Он мыслит правильно или неправильно, но предъявляет не аргументы, а показывать…

– Это картинка, – вмешался Боря, – Леонтьева читали?

– Немного, со слов Бердяева.

– Константин Леонтьев. У него в «Автобиографии» есть признание… Он говорит: «Для меня всегда важна была картинка, внешняя форма для начала размышления». Это православная иконописная традиция, «Умозрение в красках» Мы здесь все визионеры. И у Витгенштейна, кстати, тоже…

Он вдруг замолк, испуганно глядя на Свету, сделал движение головой, плечами, словно хотел спрятаться под стол.

Все рассмеялись. Боря счастливо распрямился, потянулся к бутылке. Посерьезнел.

– Как Вы находите Москву, Петер? – спросила Света.

– Очень изменилась, и Питер тоже. Я Ленинград хорошо знаю. Студентами часто приезжали в Таллин, Ленинград… как это сказать?

– Оттянуться и погудеть, так сейчас говорят, – назидательно произнес Боря.

– Да, наверное, потому что алкоголь, продукты, гостиница были очень дешевые. Сейчас наоборот, русские приезжают к нам.

– Как Вам наши новые бизнесмены? – улыбнулся Розанов.

– Сложное впечатление. Много энергии, подчеркнутой независимости… Но, немного неуместно. Сорят деньгами, иногда провокация, агрессия. По-моему, есть демонстративное поведение, и поэтому сложно.

– А здесь?

– Я был в Архангельске – молодежь симпатичная. В Москве, Питере много усталых хмурых лиц… Знаете, друзья, у нас замечательная русская беседа, в которой пропадает время, но мне, кажется, пора?

– Не волнуйтесь, Петер, я слежу, – сказала Света. – Полчаса еще спокойно можно посидеть.

– Петер, Света выпасает всех наших академиков и ихних гостей. Проводит банкеты и совещания, вывозит тела, грузит в самолеты. Незаменимый и испытанный сотрудник. Свет, ну что я такого сказал?!

* * *

– Алло, Дима, ну ты где?

– Ползу, Василь Васильевич, уже недалеко. Переехал пути у Халтуринской улицы.

– Ну, я стою на остановке троллейбуса, тут вывеска «Цветы» надо мной.

– Хорошо.

На Преображенке солнечно, ветрено, шумно. Семь с минутами, вечерний пик движения. Холодает. Ночью опять будет мороз. Ветер сильный, порывистый. Розанов повернулся, поднял воротник поношенного кожаного пальто. Перехватив кейс, натянул перчатки. Поправил кепку. Высокий, худощавый, выпрямленный, с благородным носом и лепным подбородком; глаза внимательные, быстрые – любопытная фигура в разночинной пестрой толпе.

Старенькая «девятка Жигулей» неопределенного цвета неожиданно выскочила из-за троллейбуса, посигналила. Розанов быстро прошел, уселся, хлопнув дверью. Дима сразу поехал, маневрируя, стал пробираться в левый ряд в потоке медленно двигающихся машин.

– Быстро ты добрался, – пристегиваясь, заметил Розанов. – Я уже настроился полчаса мерзнуть, – смотри, как забито все!

– Да ничего. Обычное плотное движение. Я сейчас на третьем кольце стоял, там авария.

– Ты был в институте?

– Не успел. У меня же ученики сегодня. Родители еще одни пришли с претензиями.

Дима поморщился, оглянулся на Розанова. Тот смотрел на него спокойно, доброжелательно.

– Парень у них загулял, не ходит. Спрашивают, нельзя ли будет получить обратно деньги, если он провалится на экзамене.

– Нельзя?

– Ну как! Мы же заключили осенью договор, где все прописано, – гарантий не даем, денег не возвращаем. Есть программа, ключевые темы, задачи последних экзаменов. Мы их прорабатываем, но нужно ходить. – Дима говорил медленно, складно и нараспев, понемногу оживлялся. – Странные люди, сначала со всем соглашаются, потом начинают выворачиваться… В прошлом году одни вообще суд затеяли – я Вам рассказывал.

– Ты, вроде, хотел прекращать репетиторство?

– Да, год решил еще поработать. Этим летом заканчиваю, точно. У нас с машинами дела разворачиваются: будем «спутники» устанавливать – уже просто нет времени.

– Ну, видишь ли, люди как люди. Думают одно, поступают по-другому. Преимущество ситуативной этики перед сознательными большими стратегиями. Ты, например, решил мне этот драндулет сосватать, хотя я тебя не просил. Тебе его хранить негде, а продать, наверное, жалко?

Розанов спокойно продолжал смотреть на Диму. Тот вобрал голову в плечи, приоткрыв рот, растерянно заморгал длинными серыми ресницами. Физиономия небритая, курносая, наивная. Розанов сдержал улыбку.

– Извините, Василь Васильевич, я думал… Мария Александровна спросила… Вернее, я рассказал, что покупаю новую машину. Она спросила: «А эту куда?» Я и подумал…

Она, кстати, вполне приличная. Правда, – я Вас не обманываю. Мне за нее три тысячи долларов дают. Вы могли бы спокойно научиться на ней… Я бы сейчас оформил на Вас доверенность, а потом как хотите. Правда, я так думал, без всякой задней мысли… Черт!

Он резко затормозил, чуть не ударил вывернувшую из соседнего ряда машину… Громко просигналил.