Марк Файнберштейн - Записки сумасшедшего велосипедиста

«О, Владыка Вселенной! – кошусь наверх, – если бы ты дал мне такую малютку, уж я бы её лелеял, как полагается.

Тут звонит мой начальник, чтобы дать первые адреса на сегодня.

– Привет, всё нормально?

– Привет, Рами. Если бы ты только её видел… Здесь, на перекрёстке, с хемулем каким-то. Так вся и пляшет вокруг него.

– Русская?

– По ходу. Хемуль русский. Он с ней, как в ГУЛАГе обращается. Разве я бы так себя с ней вёл?

– Если бы она с тобой была, хрен бы так вокруг тебя плясала. Идёшь к женщине – бери плётку.

– О, Рами, ты читал Ницше?

– Давай-ка поспокойней, ты мне живым нужен пока. Сначала двигай в индийский ресторан на Заменгофф…

Ну и давай мне указания давать. Я их, не слушая, запоминаю почему-то. И чего я так разволновался? Пробудили они во мне воспоминания нехорошие. На одной шестой части суши многие так свою любовь выражали. Тётка моя, не тем будь помянута, тоже любила уж очень по-своему. Чем сильнее любила и жалела, тем больше лаяла. Именно лаяла. Не умела она по-другому. И её так, наверное, воспитывали, и тех, кто её воспитал. А с чего всё началось, интересно? У меня взяло лет двадцать её язык перевести. Закаляй детей жёсткостью, и им будет легче в жизни – вот и всё воспитание. Как я сам на людей не кидаюсь?

– 7. Господин Розовая Ветка

–

Чем ближе к южному Тель Авиву, тем больше неприятных ощущений. Где-то прочитал, что в Швеции, Норвегии, Франции есть целые анклавы, где живут только босые бородачи в халатах. У нас есть похожий район. Им даже на ислам плевать, просто чёрные люди в блестящих рубашках на электрических велосипедах. Они привезли Судан с собой, и теперь Южный Тель Авив выглядит, как какой-нибудь Хартум. Даже приличные улицы, примыкающие к этим трущобам, уже источают неблагополучие. Еду на Эхад Аам, 9. Это был такой писатель, Ошер Гинзбург. Ни в Б-га, ни в чёрта не верил. Один Ребе после встречи с ним сказал, что, если бы он участвовал в прохождении Красного моря с Моисеем, то и этому искал бы рациональное объяснение. Ну конечно, родился-то он в Киевской губернии, ленинская закалка. Но вот парадокс – единственный религиозный район Тель Авива – двор Старого Бельзского Ребе – находится именно на улице имени этого сионистского писателя. Насмешка истории – как Мессершмит-109 со звёздами Давида в музее ВВС в Хацерим.

Подъезжаю к нужному адресу и вижу, что посылка на этот раз для господина Розенцвейга – этот всегда даёт чаевые, долго роется в потёртом кошельке, задаёт всякие вопросы, чтобы не скучно было ждать. Уже на входе в Башню Мира (Мигдаль аШалом – огромное офисное здание 80-х годов) у меня всегда странное ощущение, причину которому я не нахожу. Я не люблю лобби этих небоскрёбов, но охрана сразу видит – рассыльный и вопросов не задаёт. Монументальные резные двери светлого дерева адвокатской конторы «Вольфсон» чуть приоткрыты. Внутри слева сидит приветливая секретарша, не какая-нибудь вертихвостка, а приличная такая кудрявая женщина, как говорил барон Пампа. С красавицами я всегда мнусь, а с этой мне очень спокойно. Я здороваюсь и медленно, словно заклинание, произношу фамилию клиента: Розенцвейг. Звучит потрясающе, сразу мысли о тамплиерах, розенкрейцерах. Эта умница мне с улыбкой рукой показывает: по коридору, мол, налево. Она всегда внутрь пройти просит, потому что знает, что господин Розенцвейг даст чаевые. Благодарю её и прохожу внутрь этих великолепных чертогов. Это уже не суетливая фабрика адвокатов на Вайцман, это целый адвокатский храм, тихий, спокойный, уютный и красивый. Мягкое ковровое покрытие заглушает звук моих шагов. Везде всё то же светлое дерево, стеклянные перегородки, ковры и статуэтки под колпаками, людей почти не видно, все обедают или так здесь всегда, уж не знаю. А вот и сам почтенный Розенцвейг из кабинета выходит. Ему дет восемьдесят, он высокий, сутулый, в коричневой рубашке, заправленной в серые штаны. Чёрная кипа лежит на голове, как вековое пророчество, не от её ли тяжести он так сутулится? Его фигура, его улыбка вызывает у меня немедленное уважение, чуть ли не трепет какой-то. Интересно, если бы он никогда не давал чаевых, я также к нему относился? Кто знает? Но он непоколебим. Просит меня пройти в его маленький кабинет, медленно садится за стол, достаёт потёртый кошелёк, такой с металлическим ободком, как у бабушек на рынках, начинает копаться в нём. Спрашивает, сильно ли мне жарко. Я улыбаюсь, потому что сухая на мне только кипа. Но он мне нравится, всегда вот так спрашивает что-то, чтобы мне не скучно ждать было. Я ставлю пакет с едой на стеклянный столик, интересуюсь, как дела у него. «Слава Б-гу,» – говорит, протягивает мне червонец. Бережно беру монетку и желаю ему «бсуройс тойвойс» – нарочно с ашкеназским акцентом, чтобы не подумал, что, не дай Б-г, я френк какой-то, ну типа восточный еврей. Не то, чтобы я сильно их не люблю, просто быть таким не желаю. А загорел я так. Что меня уже за йеменца принимают. Так-то я немного расист, конечно. В личной беседе с человеком, на меня непохожим, я, конечно, этого не покажу из вежливости, но сам с собой очень даже, да простит меня Г-сподь.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Организация запрещена в РФ