Марк Файнберштейн - Записки сумасшедшего велосипедиста

Фотограф Ольга Владимировна Вершинина

© Марк Файнберштейн, 2018

© Ольга Владимировна Вершинина, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4490-8743-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как-то дружок мой растаман Аси при встрече сказал: идём к нам на рассылку, ты здорово гоняешь на своём велике. А я как раз без работы. Мне надоело устанавливать противопожарные системы, бросил это дело, гуляю без работы, ну и согласился. Гоняй себе по улицам, развози еду по офисам и снимки зубов по стоматологическим клиникам, вот и все дела. Главное – небо над головой. Очень мне это важно. Может, клаустрофобия такая… Но мне теперь больше нравится.

*************

– 1. Через неделю

–

Непростой денёк выдался. Работа сегодня не очень тяжёлая, да и понемногу учусь распределять силы. Последняя посылка только немного помялась. А вообще, мне начинает казаться, что есть хорошие места, а есть плохие. Совершенно мистическая вещь. Когда проблемы наваливаются в определённом районе города, я начинаю называть его «проклятым». Или такие места, которые я плохо знаю. А тем более если шину проколол или посылку с какими-нибудь макаронами помял. Ну а близкие по расстоянию и те, которые знаю хорошо, а главное – там, где хорошие чаевые, само собой, места благословенные. Вот на Менахем Бегин решили укладывать трамвайные пути. Это мэр моего любимого города по фамилии Хульдаи решил, чтобы всё как в столице было. Там трамвай, значит в Тель Авиве трамвай должен быть. Мэр этот мне ох как не нравится. Он, конечно, бывший лётчик, киббуцник-работяга, но слишком уж красный. То есть, вполне себе всерьёз считает евреев в Израиле оккупантами. Кто его мэром назначил? Или, может, я выборы пропустил. Как только он с этим живёт? И фамилия у него такая. Если на русский перевести, то Крысов или Крысюк получается. Из-за этого гения городского зодчества перекопали некоторые районы города и теперь тот же Менахем Бегин выглядит, как Сталинград в 42-м, прости Господи. Ну и конечно же, это бедные районы – трущобы и промзона, в места обитания среднего класса господина Крысюка бы на пушечный выстрел не подпустили. Но он знает, что делает. Самое главное, делает что-то, тут не поспоришь. Поэтому все эти коммуняки до сих пор держат позиции, потому что дела делают. Короче говоря, в результате деятельности этого парня, улица Менахем Бегин считается у меня проклятой. Испоганили улицу, нечего сказать.. Еду в самое её начало. Там уже Южный Тель Авив и граница суданской автономии. Здесь сконцентрировались беженцы из Африки, устроили своё гетто. Но вот огромная офисная башня, приличные лужайки. Стойки для велосипедов. Здесь Крысов сработал на совесть. Подъезжаю, вижу – сидит девчонка, кушает свой сэндвич. Какой это номер? 52-й – отвечает. То, что нужно. Пристёгиваю велосипед, беру пакет с едой из «Оливы» и ищу нужную вывеску. Ага, вот «Рабочий банк». Значит, служащий или там служащая решили итальянской едой отобедать, ну-ну… А мне везти чёрт знает куда. Ну и на том спасибо. Что работа есть. Захожу в здание и первой бросается в глаза высокая симпатичная тётка на каблуках в длинном платье. Она со злым лицом бегает по лобби со шваброй и моет полы. Я, конечно, как в больших городах принято, стараюсь ничему не удивляться, направляюсь к служителю и говорю:

– У вас здесь «Рабочий банк» на каком этаже?

– Да есть такой, только их несколько отделений, так что звони, узнавай, куда именно.

В этот момент мы слышим крики, поворачиваемся и наблюдаем, как тётка на каблуках со шваброй нависла над эфиопкой виноватого вида. Стоит дочь Африки перед мегерой этой, виновато улыбается, слова выдавить не может. Мне почему-то стало стыдно.

– Слушай, – говорю администратору, – ненавижу, когда на рабочих орут, да при людях ещё.

Он пожимает плечами, а мне как раз на телефон ответили, и я понёс обрадованному банкиру его порцию на третий этаж. А самого гнетёт – надо было вступиться, сказать даме той, чтобы осадила, что она просто перенервничала и, конечно, ей не идёт в таком элегантном прикиде так из себя выходить, да ещё со шваброй в руке. Положить швабру и орать что ли? Ну, это уже мой внутренний диалог. В итоге просто позвать тётку курить, она будет плакаться мне в футболку, что у неё важная встреча, что она нарядилась и накрасилась, надо бежать, а эфиопка плохо убрала лобби. Теперь её хозяин-мароканец сам на вертел оденет, и всё рандеву ейное не будет стоить ломаного гроша.

– Что ты от меня хочешь?! – переходила она на крик, с лёгким бухарским акцентом, ломая сигарету и яростно глядя мне прямо в глаза, – я же за всё отвечаю! А теперь мне надо здесь бегать и полы ещё раз за этой черномазой вытирать! Весь это офисный смрад на меня глазеет, ты же знаешь какие там цацы ходят, хоть в петлю лезь от одного их вида.

– Слёзы смазывают ей тушь, мне становится стыдно, я пытаюсь её утешить, понимающе опускаю глаза, говорю слова утешения, что сам работал на уборке, что это сущий ад и унижение. В общем, может, удастся взять у ней номер телефона и переспать.

Но лифт останавливается на нужном этаже, меня встречает клиент, я отдаю посылку и спускаюсь вниз. На этот раз моим вниманием завладевает эфиопка, я подхожу, напоминаю ей, что она не чья-то рабыня, что не должна позволять орать на себя даже если её начальник премьер-министр. Обнять её, как сестру… Вдруг вспоминаю. Что Ницше, перед тем, как сойти с ума, жалостливо обнял лошадь, которую бил кучер. И последние десять лет жизни провёл в дурдоме. Ну уж нет. Не дай мне Б-г сойти с ума, уж лучше… Как там у Пушкина? Выхожу из лифта в лобби, а женщина со шваброй и полнейшим безумием в глазах прёт прямо на меня, никого перед собой не замечая. Я только через тряпку успел перепрыгнуть. Конферансье этот смотрит, улыбается. Хорошего дня вам, говорит. Я ему тоже. Отстёгиваю велосипед и еду домой. Люди всё-таки все поголовно очень несчастные создания. Ну или почти все поголовно. Я тоже работал на уборке. И это был ад.

По дороге домой на мосту ломается ящик для посылок, который я искусно приспособил на багажнике. 100 шекелей две недели назад. Теперь новый надо покупать. А так всё слава Б-гу. Я же религиозный человек, мне всё надо принимать с любовью. Смешно, конечно. Это не та любовь, которую я знал.

– 2. После бойни

–

Сегодня все силы зла обрушились на меня. Везу еду из ресторана, значится, в Сарону. Кто не знает – это такой торговый комплекс в Тель Авиве. Очень красиво, надо признать. Дома здесь строили тамплиеры лет сто назад, а нынешние власти оценили их вкус к выбору места и стилю застройки. Дорогущие магазины со всякой чепухой, толпы улыбающихся бездельников, ну и всё такое. Неделю назад арабы здесь людей постреляли. И это прямо напротив Министерства обороны. Жители Тель Авива, конечно, сюда не особо стремятся, в основном, приезжие, ну и солдаты обедают. В основном, стада голых девочек и самоуверенных мароканцев с выбритыми висками. Капище чревоугодия. Или у меня сегодня настроения нет? Но ведь они с таким наслаждением прилюдно поедают свои порции… Одна моя знакомая как-то спросила меня: вот ты художник, а видел лица людей, когда они едят свою шаурму? Только теперь я оценил её взгляд на вещи. И совсем она не веган. И почему я отношусь к еде, как к очень личному интимному ритуалу?