Владимир Вечфинский - Такая короткая длинная жизнь

Запомнился один эпизод. Как-то раз по гражданской (учебной) тревоге население Воркуты попросили выйти в тундру. Помню, солнечный, не холодный для нас, день, я с пацанами, играл в тундре в виду воркутинских домов. Через несколько часов мы все вернулись домой. Только спустя много лет мне стало известно, что в тот день над Новой Землей (приблизительно на высоте 4 км) была взорвана водородная «Кузькина мать» Никиты Хрущева («Царь-бомба»). Большие начальники опасались, что воздушная волна от взрыва могла причинить Воркуте серьезные разрушения, поэтому население развлекалось прогулками по тундре. Сейсмическая волна, возникшая в результате взрыва, три раза обогнула земной шар, а звуковая волна, порождённая взрывом, докатилась до острова Диксон на расстоянии около 800 километров. Однако о каких-либо разрушениях или повреждениях сооружений не сообщалось. В Воркуте мы вообще ничего не ощутили, хотя были ближе к взрыву.

Помню один эпизод в Вязниках. Поздно вечером была жуткая гроза. Черное небо, непрерывный грохот и сверкание молний, а мне все это очень нравилось, я, как говорят сейчас, ловил кайф. Вылезал во двор, но бабушка и дед чуть не силком втаскивали меня в дом. Они сильно боялись. Один раз я видел интересную молнию: мы ехали в автобусе по широкому полю, а молния прошлась от неба до земли пунктирной линией, словно кто-то прочертил для неё идеальную прямую.

Как-то я целый год я прожил в Вязниках. Квартира у деда и бабушки была на первом этаже двухэтажного дома, напротив метров через 30 был центральный базар. Стакан земляники стоил 10 копеек. В квартире было две печки: одна большая русская на кухне (я как-то мылся в ней), другая изразцовая в другой комнате. У деда была искалечена левая рука, он воевал на Великой Отечественной войне. Он раньше был членом КПСС, но его выгнали из партии: слишком по многому имел свое мнение. Но не посадили. Были какие-то ограничения, но я слишком многого не понимал: что понимает пацан возрастом до 12 лет.

Моя мать тоже воевала. Ушла на фронт в возрасте 17 лет ближе к концу войны. Училась в школе снайперов, была санитаркой. Участвовала в знаменитой атаке на Зееловские высоты. Дошла до Берлина, расписалась на Рейхстаге. Имела боевые награды, в том числе и медаль «За отвагу». О войне рассказывала мало. Но один эпизод я запомнил на всю жизнь. Наши войска взяли один город (не помню названия). В центре города стояли аккуратные немецкие виселицы. Рядом стояли тоже аккуратные детскиевиселицы…

Тетя Ира жила в Киеве на улице Коцюбинского. Потом, когда в конце 80-х годов, мы с женой (тоже Ирой) приезжали в Киев, тетя жила уже в новостройках в Дарнице на левом берегу Днепра. Тетя была полькой, как и мой отец. Правда, по-польски он не понимал ни слова. Родился и вырос в Киеве, учился в ПТУ, потом театральный техникум, потом театры в разных городах СССР, в том числе и в Белоруссии. Там ему собирались присвоить звание «заслуженный артист Белорусской республики», но он уехал в драмтеатр в Вязники, где и познакомился с моей матерью. Деды мои были из благородных (дворяне Российской Империи), владели немалой долей в сахарной промышленности Малороссии (сейчас часть Украины). И был бы после революции отцу каюк, но у него имелась справка о том, что его отец (мой дед) работал в красной артели или колхозе агрономом. Вообще-то дед окончил императорскую академию сельского хозяйства, но этот диплом отец никому не показывал. Вообще по линии отца были и князья и графы, так что я потомственный граф, а мои дети – графинчики. Отец только в семье говорил, что он сын обедневшего графа. Несколько лет назад меня нашли родственники из Кракова. К сожалению, сейчас у нас нет денежек для поездки в Польшу. Есть еще родственники во Франции, еще где-то, тетя Ира говорила, что и в Америке кто-то есть. Родственники из Кракова прислали нашу родословную с 1663 года. Родственников на сей момент множество, так что на чье-нибудь наследство можно не рассчитывать. В этом году в Краков из Франции приезжал их кузен. И фамилия у того кузена была «Vechfinsky».

В Воркуте мы прожили три года.

Однажды летом, в Вязниках на берегу реки Клязьма, где мы обычно отдыхали, возникли большие поля кукурузы. Искупавшись, наловив уклеек, плотвы и лещей, я проходил несколько метров и срывал свежие початки. Мы не предполагали, что кукуруза определит нашу дальнейшую жизнь. Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев обожал кукурузу «царицу полей» и стремился продвинуть ее все дальше на север. Не знаю: причем здесь драмтеатр Воркуты, но его планировали закрыть. Отцу предлагали должность директора шахтерского дома культуры. По тем временам весьма достойная должность, но он сказал, что всегда был актером и уволился из театра. Чуть позже Никиту сняли, театр остался.

Мы собрали пожитки в железнодорожный контейнер и отправили его в Москву. Сами также отправились в столицу. В Москве существовала неофициальная театральная биржа (кажется, в парке им. Баумана). Сами жили в гостинице. На бирже отцу предложили место ведущего актера (иногда это неофициально называли героем-любовником) в Хабаровске. Деньги кончались, продали отличный по тем временам магнитофон. Но тут, на наше счастье на бирже оказался главный режиссер рыбинского драмтеатра Саранчук. Отцу предложили должность актера, матери – помощника режиссера и (обалдеть!) двухкомнатную квартиру. Отец сказал, что хватит мотаться по стране, растет сын, Ярославская область – центр России и Рыбинск недалеко от Москвы. Так мы оказались на берегу Волги. В Рыбинске нам сначала предложили выбрать или квартиру на Волжской набережной (это сразу), или через три месяца в строящейся тогда улице им. Гагарина. Этот район считался (опять же тогда) очень перспективным. Конечно, это были «хрущевки», но в то время – шикарное предложение. Большая часть Рыбинска состояла из деревянных домов. Квартира на набережной была в запущенном состоянии, и ремонт надо было делать за свой счет. Отец сказал, что лучше сразу получить хату, чем потом. В дальнейшем этот выбор оказался правильным. До Волги метров 100—150 (я бегал купаться прямо в плавках), отличный приволжский парк, а в дальнейшем, когда Рыбинск застроили современными домами и магазинами, район, в котором мы жили, стал новым центром Рыбинска.

Я рос, учился нормально. Но практически на каждой странице моего дневника были замечания о моем поведении. Я был не хулиганом, нет, а чересчур непоседливым, плюс я на многое имел свое мнение. Родители насчет учебы меня не напрягали, хотя и были в курсе. Я много читал. Кстати, настоящие хулиганы относились ко мне, пусть будет – с уважением. Просто пару раз я с ними столкнулся, но была у меня особенность: если меня поставить в тупик, то я терял голову и не помнил после драки – как лупил и чем лупил, поэтому со мной предпочитали не связываться. Так что со шпаной у меня были, не скажу дружеские, но нейтральные отношения – они не трогают меня, я отношусь спокойнее к ним. Но вот, что интересно, та же позиция осталась к ребятам из начальства. Когда я работал в Рыбинской Авиационной Академии, по какому-то поводу прежний ректор вызвал меня и повысил голос, но, посмотрев мне в глаза, решил, что разговаривать лучше нормально.

Читать дальше