Людмила Романова - Детство Лапиндрожки. Мемуары 1949–1955 гг.

– Вот озорник! – воскликнула мама. Я же тебе говорила, спички брать нельзя!

– Можно! – сказала я, уже собираясь заплакать. Я плакала по всякому поводу, особенно, если делала что-то не правильно. Мне было стыдно. Ведь я не должна была ошибаться, потому что все меня хвалили и говорили, что я умная! Я не могла быть глупой!

– Нет, я тебе по попке дам, не бери спички, ты еще маленькая, и можешь нечаянно пожар устроить, – погрозила мне пальцем мама.

Я попробовала заплакать и выпросить желанную коробочку, в которую так сложно было затолкнуть палочки. Я тянула руки за коробкой, я садилась на пол и орала еще громче. Но, мама была непреклонна.

– Вот напористая! Ты еще маленькая, тебе полтора года всего! – снова повторила она, кладя коробку повыше.

– Я не наперстая! – сказала я. Я уже большая!

Мама рассмеялась. – Не плач, лапиндрожка, – сказала она мне, взяв на ручки. – Смотри, какую я тебе куклу сделаю, я тебе дам коробочку только без спичек, а ты в ней сделаешь куколке кроватку.

Кукла была маленькой белой тряпочкой, свернутой в маленькую колбаску, и сложенную пополам. В место сгиба мама вложила рулончик потоньше, и это были ручки. Головка получилась от перевязки сложенного рулончика ниткой. А мордочку мама нарисовала химическим карандашом. Куколка была такая маленькая, и такая миленькая. У нее были глазки точки, точка носик и смеющийся ротик. А в спичечном коробочке, ей было очень даже уютно. И коробочку можно было закрывать, а потом открывать…

Я стала играть с куколкой, все же надеясь, что попозже маму уговорю. Я должна была сама сделать все правильно. Открыть коробку со спичками, а потом аккуратно закрыть, не растеряв спичек. К тому же, меня очень прельщали их коричневые головки, похожие на маленькие шоколадные шарики. И я должна была проверить это!

– Ой, тетет калина в поле у рутя! – запела я, разглядывая кроватку для куклы и продолжая думать про недавний инцидент.

– Откуда ты знаешь эту песенку? – удивилась мама. Она давно хотела пойти посмотреть фильм «Кубанские казаки», в котором звучала эта песня.

– Няня в ясельках поет…

– Ну ка, спой еще раз, – мама снова засмеялась, услышав мою песню, с особым ударением в конце песни – «лутЯ!»

– Ну, умник! – восхитилась мама. А смотри, какая еще песенка есть, – мы едем, едем, едем, в далекие края…. А еще, – капитан, капитан улыбнитесь.

– Знаю, – сказала. – Велелые соседи велелые длузя!

Эти песенки я слышала сто раз от мамы и по радио, а вот такую, первый раз, в ясельках. И мелодия у нее мне очень понравилась, те песенки были для детей, а эта для взрослых. И мелодия у нее была сложнее и красивее. И я представляла речку и белые цветы над ней.

– Пойдем к тете Вере. Держи тарелочку. Скажи, – тетя Вера дай мне супу. Запомнила? – заговорщически обратилась ко мне мама.

– Вы нас пустите? – шутливо спросила она, открыв дверь, в комнату тети Веры, и перенеся меня через порожек.

– Людочка пришла! – заулыбалась тетя Вера.

– А вот послушайте, что она вам скажет! Ну-ка? Лапиндрожка, попроси супчик..

– Тетя Леля сюпу, – сказала я, протягивая тарелку.

– Тетя Леля сю-ю-пу, – передразнил меня дядя Паша, от чего, и сам он и его голос, стали похожи на хитрого змея. Почему мне так казалось? Наверное, потому, что он при этом прищуривал глаза, а его очень худое лицо, с явно выраженными скулами, худыми щеками, и небольшим шрамом, превращалось, в почти ехидное. В лицо удава, которое перед тем, как съесть, затормаживает бдительность.

– Ну, садись, Люля, – взял он меня на руки и посадил за стол, рядом с Виталиком. – Сейчас тетя Леля нальет тебе тарелочку сю-ю-па..

– Надя, я такие щи сварила, – сказала тетя Вера. Объеденье!

– Щишки! – потерла мама руки. – Ну-ка, мы сейчас с Люсенькой попробуем. А мы вам блинков принесли. Будете есть наши блины?

– Ну, блинов-то мало! – сделал змеиное лицо дядя Паша, – Жалко, что не как в анекдоте…

– А как в анекдоте? – изобразила мама удивление.

– Да зять пришел к теще, а у нее на столе огромная стопка с блинами. Вот она его блинами угощает, а он все ест и ест, теще даже зло взяло.

– Вот, обжора, все сожрал, не поперхнулся!

– Смотрит, а последний блин на тарелке лежит, и зятек его не трогает, – сощурил дядя Паша глаза и сделал змеиную улыбку.

– Чего, зятек? Последний блин комом? – спрашивает она его, так ехидно.

– Да нет, – говорит, зятек, – это первый в табуретку уперся.

Мама с тетей Верой так и прыснули? не дослушав последней фразы.

– Ну? насмешник ты? Пашка! – сказала весело мама.

– Да насмешил! – мама и тетя Вера расхохотались еще веселее.

Мы с Виталиком тоже засмеялись, хотя совсем не поняли почему. Просто нам было весело, когда взрослые были веселые.

Тете Вере было приятно видеть Павлика в добром расположении духа. Она ловила его хорошее настроение и всячески поддерживала его. И иначе? как Павлик, с таким сливочным оттенком в голосе, она его не называла.

– А смотрите, какую мы песенку знаем… – сказала мама. Ну-ка? Люсенька? спой, – ой цветет калина в поле у ручья, – помогла она мне.

– Ну, надо же, а мой Виталек совсем еще не говорит, – сказала тетя Вера, услышав мою песню.

– А вы не знаете ничего! – загадочно сказала мама. – Мы сейчас покажем вам сюрприз.

Она взяла на ручки Виталика и пошептала ему, – ну давай, – мишка косолапый…

– Мика лапапый поле леле, – рассказал Виталик стишок про мишку.

– Надя! Когда вы успели, – обрадовалась тетя Вера. – Я ему рассказывала этот стишок, а он не хотел повторять.

– Вот! Мы тоже очень умненькие, правда, Виталек, – мама поцеловала Виталика и он запрыгал и забегал, весело подшибая мячик.

Я могла бы рассказать стишок лучше, с выражением и топнуть в конце ножкой, еще и песенки спеть, но взрослые принялись играть на гитаре и петь свои песни, про бродягу, про перелетных птиц и про горе горькое, которое, шлялось по свету. А потом дядя Паша, зачесав свой шикарный чуб, показывал, как надо танцевать вальс-бостон. И мама, и тетя Вера менялись местами, составляя ему пару. А патефон крутил пластинку!

Я села на пол и стала с Виталиком играть в юлу. Около печки лежала коробка спичек. Взрослые были заняты, а я, забыв обо всем, снова получила в распоряжение коробочку. Открыв ее, я стала рассматривать шоколадные головки спичек.

– Шоколадка?! – подумала я, и сунула спички в рот, стараясь быстрее слизать их коричневые головки. Но, это был не шоколад! Спички оказались не вкусными. Тогда я попробовала чиркнуть ими, чтобы зажечь бумажку в печке. Но, спички, к счастью, размокли и не зажигались.

Тогда я бросила коробочку, вытерла ручки о платье и пошла, попросить кисель.

– Это где ты так измазалась, посмотрела мама на мои ручки и ротик. Ты что спички ела! – ужаснулась она. – Ну-ка плюнь, плюнь, скорее, а то отравишься. Ты не проглотила? Нет!? Открой рот!