Евгения Микулина - Большая Любовь. Женщина-Vamp: вампирская трилогия

Я киваю, не боясь, что Влад попросит чего-то невозможного, – знаю, он слишком… благороден, чтобы поймать меня в ловушку невыполнимого обещания.

– Обещай мне, что мы уедем, только если будет совершенно необходимо. Мы не станем торопиться. Не будем преувеличивать и уж тем более – придумывать проблемы, которых на самом деле нет. Мы будем осторожны, бдительны. Но спокойны. И будем доверять друг другу. Хорошо?

– Конечно.

Мне легко согласиться, потому что в его просьбе нет ничего экстраординарного. Это очень скромная, невинная даже просьба, и разумная. Я даже не понимаю, почему Влад обставил ее с такой помпой.

Как не понимаю и его следующей фразы:

– В конце концов в любом месте мира найдутся смертные, которых ставит под угрозу знакомство с нами.

Я не успеваю переспросить, что он имеет в виду, – настроение его резко меняется, на лице появляется задорная, мальчишеская улыбка, которой он в свое время так меня очаровал, и он, вынув руки из карманов, весело дергает меня за прядь волос.

– Все, это просто невозможно – смотреть на тебя, когда ты такая удушающе серьезная. Мы с тобой – унылые зануды, вот! И это надо немедленно исправить.

Сопротивляться Владу, когда он такой, просто невозможно. Мои губы сами собой растягиваются в ответной улыбке:

– Ну и что ты предлагаешь?

– Предлагаю нормальный общечеловеческий способ развеяться. Пойдем напьемся. Причем не дома, в тоске нашего логова, а в ресторане. С шиком, так сказать.

Я поворачиваю к нему руку с часами – так, чтобы был виден циферблат:

– Поздно уже. Дело к десяти вечера, где бы мы ни сели, скоро надо будет уходить.

У него очень хитрая физиономия:

– А вот и нет. «Кофемания» – та, что под нашими окнами, – работает круглосуточно. И там есть курящий зал. Пошли.

Все-то у него продумано.

Через пять минут, промчавшись с неосторожно высокой скоростью по переулкам и по Покровскому бульвару, мы входим в кафе. Держа меня за руку, Влад решительно направляется в курящую половину помещения, на ходу приветствуя бармена и официантов. Они тут нас знают и привыкли, что мы много пьем и мало закусываем.

Бармен, собственно, сразу выставляет на стойку два бокала красного вина, не дожидаясь наших распоряжений и не утруждая себя даже дежурным «Вам как обычно?»

Я обвожу взглядом комнату. Когда-то это кафе – «стекляшка» на пересечении Покровки и бульвара – было совсем другим. Оно было, собственно, кофейней. Но потом хозяева сменились, и место повысило статус. И цены, кстати. Интерьер поменяли – вместо стилизации под парижскую кафешку с венскими стульями появилось нечто более холодное и «современное», со светлой мебелью и дизайнерскими светильниками. На стенах вместо прежних росписей «под граффити» теперь висят металлические пластины с условно изображенными картами метро крупнейших столиц мира, от Лондона до Токио. Только Москвы почему-то нет. Мне нравится новый облик этого места, но чуточку недостает прежней кофейни. У меня с ней было связано много глупых и милых мыслей. Сначала, еще не сойдясь с Владом, я часто смотрела на парочки в этом кафе, мечтая вот так же запросто сидеть тут с любимым человеком. Потом, когда мы уже были вместе, мы стали и сами приходить сюда, осуществляя мою мечту. Он курил и пил кофе, я смотрела на него и радовалась. Мы и теперь вот приходим сюда. Это наше с Владом место, и оно дорого мне и настоящим, и воспоминаниями.

Приятно видеть, что парочки в кафе не переводятся и сейчас. Как ни трудно в Москве девушке найти себе нормального парня, многим это все-таки удается. Большинство столиков заняты именно парами.

Вот, например, у дальней стены сидят двое – разговаривают, сосредоточенно склонившись друг к другу. Лицо девушки скрыто волной светлых волос, молодой человек почти весь в тени, но мне и не нужно видеть их лица. Все говорят жесты: она положила руку на стол, на полпути к нему, словно намекая, что прикоснуться к ней можно, но намеренно кавалера не поощряя. Его рука совсем рядом – он чуть шевелит длинными пальцами, вроде как иллюстрируя какие-то слова, но на самом деле едва заметное движение – лишь повод придвинуть руку поближе к руке девушки. Я завороженно смотрю за этой игрой. Еще немножко, еще чуточку… Оппа! Все, он накрыл ее руку своей. Она слегка вздрогнула, словно от неожиданности. Но пальцев не отняла.

– Сколько раз я тебе говорил, что пристально разглядывать людей в общественных местах неприлично? – Влад откровенно смеется надо мной, довольный, что поймал меня на давней и действительно очень скверной привычкой.

– Да ладно тебе. Они и не заметили. А мне так любопытно наблюдать за людьми.

Влад прикуривает, одновременно разворачиваясь к заинтересовавшей меня паре:

– Ну что уж там такого может быть увлека…

Он резко замолкает, и его пальцы сжимают зажигалку с такой силой, что металл старенькой Zippo сминается.

Я следую за его взглядом, все еще не понимая причины волнения.

Влад произносит сквозь зубы:

– Что, черт подери, он тут делает? С НЕЙ?!

Девушка за дальним столиком смеется и откидывает волосы. Я вижу ее лицо.

Это Люба Быстрова.

Молодой человек, довольный, что ему удалось ее рассмешить, разводит руками, тоже смеется и откидывается на спинку стула. Его лицо оказывается в круге света.

Это Серхио.

Я смотрю на Влада. Он белее простыни, глаза его отливают красным. Он сжимает челюсти так сильно, что на скулах ходят желваки.

Должна признаться, что разделяю его… волнение.

– Хочешь подойти к ним? – Голос у меня какой-то маленький и жалкий.

– Нет. – Влад произносит это отрывисто и коротко переводит дыхание. – Нет. Я не хочу ее пугать. А с ним… С ним надо говорить не в такой… цивилизованной обстановке.

Мне остается только кивнуть.

Влад со стуком опускает на стол залпом осушенный бокал.

– Что-то мне расхотелось пить и веселиться. Пойдем?

Мы встаем, к немалому изумлению официанта, который настроился обслуживать нас всю долгую ночь. Влад оставляет на столе деньги и, не дожидаясь сдачи, на ходу натягивая куртку, выходит в морозную ночь.

Идти нам недалеко – всего-то через улицу и во двор.

Там, в темноте, Влад останавливается. Несколько секунд я смотрю на его напряженную спину, вытянутые по швам руки, судорожно сжатые кулаки. Он сдерживается – сдерживается неимоверным усилием воли.

А потом природа берет свое.

С каким-то диким, глухим рычанием он обрушивает свой гнев на первый попавшийся под руку предмет – качели на детской площадке.

Он вырывает тяжелую металлическую раму из земли и отшвыривает на дальний конец двора.

Влад стоит, отрешенно глядя на раскореженную конструкцию, и тяжело дышит. Его пальцы все еще конвульсивно сжаты.