Андрей Виноградов - Наследник

Броневик, с которого выступал Владимир Ильич, если и в самом деле он вещал не с подножки вагона, был не серийным, а всего лишь опытным образцом. Местные сторонники Ленина под шумок увели его из мастерских Петроградского бронедивизиона. Странно было не заметить, что положенная верными ленинцами традиция «уводить под шумок» вполне себе среди питерцев прижилась. Как не было, так и нет перемен, что послужили бы им в этом деле помехой. Но безбоязненно расцвел этот промысел лишь в первой четверти века нынешнего, двадцать первого, став для многих настоящей иконой стиля.

Справедливости ради надо признать, что избранные обыватели других городов и сел не устрашились потягаться, помериться талантами с родоначальниками жанра. Некоторые по части безоглядности могли бы и фору заметную предложить. Но увы и ах… Масштабы не те. Резов конь, да выгул мал. Не помню, откуда это, хочется верить, что мое. «Хочется – обхохочется» – любимая присказка продавщицы из ближайшей к моему жилью продуктовой лавки. О чем это я? Ага… Короче, их день, похоже, наступит еще очень и очень не скоро. Вот и приходится людям тащить по мелочи из того, что оставлено на их попечение. Если по уму, то им, собственно, больше уже и не надо, однако страшно выйти из формы. Вдруг неожиданно часы пробьют нужное, а навык тю-тю! Кажется мне, что именно благодаря такой тактике и вере в стратегию путь нашей Родины понятен и предсказуем. Предсказуемость же – удивительное и редкое благо в наше непростое время. Чистое золото среди благ. Только зубы из него не вставишь, потому что они уже в другом рту. Так ведь и не современно это – золотые зубы. Форменный архаизм и дурновкусие.

Однако бегом назад к пропавшему броневику.

Заведующие шестидесяти шести пунктов приема металлолома, разбросанных по всей стране, в одночасье чуть с ума не сошли от восторга и предвкушения премий за перевыполнение квартальных планов.

Мама конечно же знала, что изъятая ею машина всего лишь копия. И то, как и откуда выступал вождь. Однако жажда действий взяла свое. Адреналин и азарт – чудовищный коктейль. Да… Вот еще что… Чуть вбок от темы. Меня глодали сомнения, что одна шестьдесят шестая пропавшего броневика способна потянуть на целый квартальный план пункта приемки металлолома. Я в уме пилил броневик и так, и эдак… Само по себе это действие сложное и в моем случае требует задействования всего ума. Поэтому весьма возможно, что в тот день я что-то другое упустил. Что-то важное. Это обидно. Так или иначе, с месячным планом я запутался как пьяный при надевании кальсон, но по газетам выходило, что в стране случился «металлоломный» бум. В итоге все же я догадался: в своем мессианском порыве моя мама размножила броневик. Выражаясь созвучно эпохе – клонировала его. Но… Виноват. Я непозволительно далеко ушел в сторону от описания переживаний маминых гостей при виде того, что открывалось их взглядам за окнами необычной гостиной. За что и прошу любезно меня извинить.

После первого потрясения в расписании вечера наступают бурные восторги. Гости бесстрашно кидаются к окнам, охают-ахают, вдыхают воздух по очереди из приоткрытых фрамуг и шумно обмениваются впечатлениями. Насколько разительно отличается теплый и терпкий, помеченный прелой рыбкой, водорослями и йодом черноморский ветерок от ветра солоноватого, перенасыщенного влагой и посулами затяжной простуды – с Балтики. Московская гарь обыкновенна и всем доверительно близка. Ни у кого, даже у совсем недавних москвичей, она интереса не вызывает. Разве что отыщется какой-нибудь обладатель тонкого климатологического знания и такого же политического чутья. Он-то и заметит, что именно над столицей в небесах сталкиваются воздушные массы с разных сторон света, в том числе с севера и юга. Затем веско затвердит главное: как это часто бывает с приятными ароматами, после перемешивания они превращаются в настоящую обонятельную какофонию!

«Вот же велеречивый пидераст», – помнится, подумал я, прежде чем мама успела одернуть:

« Стыдись, сын! Надо говорить: “Представитель сексуального меньшинства”. Даже “гомосексуалист” сегодня уже не канает, как определение, изжившее себя. Этим оно еще более оскорбительно для людей, чьи интересы затрагивает».

«Ты сказала “не канает”, так?» – поразился я так же мысленно.

«Именно так».

«Жесть».

Проверять теорию смешения ароматов охотников не нашлось. С бóльшей охотой побалагурили о давно минувшем, когда смешивали не ароматы, а вкусы, называя убойное пойло коктейлем «Сливочным». Мужчин тема сплотила, женщины чопорно их сторонились, то есть тоже сплачивались. Зато позже всем скопом публика принялась обсуждать, суждено ли только что сплывшей с петербургского неба тучке объявиться в высоком и звонком московском небе и как дальше сложится ее путь. Отъявленные смельчаки не чуралсь делать ставки на даты, когда следует ожидать тучку-путешественницу в Крыму. Мужской альянс, сцементированный воспоминаниями о приукрашенной безответственной молодости, выдержал тему, не распался. Заодно намекнул на общую посвященность в государственные секреты. Мужи совершенно отвязано перемигивались. Женское единение выстояло исключительно благодаря полускрытым насмешкам над мужскими играми: «Ну чисто дети!»

Углы нашей гостиной строго разграничивают открывающиеся из окон виды. Приблизишься к торцевому окну – больше станет Москвы, если нос вот-вот упрется в стекло, за окном вообще окажется только столица. Если неверно угадать расстояние, нос одарит стекло жирным пятном. На добрую память. Даже самые высокохудожественные носы редко бывают нежирными, «диетическими». Если без стеснения, неуважительно упереться носом в стекло над Москвой, то не увидишь ни Питер, ни Крым. Даже намека нет. Я недавно специально так постоял. Потом удалил салфеткой пятно. Верьте мне: глаза можно сколько угодно скашивать. До тех пор, пока не забоишься таким и остаться.

Раньше за окнами слева, там, где сейчас открываются горизонты с хребта Аю-Даг, царил вид с «зубцов» горы, названной в честь святого Петра – Ай-Петри. Настолько раньше, что вполне уместно уточнить те времена как «давным-давно». Ай-Петри – «святой Петр» по-гречески. Где-то внизу, между неприкаянными облаками угадывалась Алупка с Воронцовским дворцом, Мисхор… Дальше – море. Признаться, я совсем не уверен, что с одного и того же места можно одновременно лицезреть Мисхор, Алупку и даже край Ялты, его редко было видно, только в ясную погоду. Мама запросто могла «поиграть» с перспективой. Как-то раз, помнится, я полюбопытствовал: достоверная ли иллюзия за окном, или мама в самом деле вмешалась в пространство? Немного перекроила его под себя. Как художница: «Я так вижу». И что в таком случае случилось с людьми? В смысле, замечают они необычное? Вообще-то в большей степени меня в тот момент беспокоил аспект скорее этический: почему визуальные предпочтения и развлечения моей матушки должны сказываться на чужом житьё-бытьё? В тот день мы были в ссоре. Вот я, дурак, и «включил» блюстителя морали.